Павел Засодимский - Ринальдово счастье

Собеседники замолчали. Старуха украдкой, долго и пытливо, посматривала на Ринальда, на его понуренную голову. И порой на мгновенье бледная, холодная улыбка, как негреющий луч зимнего солнца, мелькала на ее тонких, сухих губах.

– Обедом-то своим поделишься со мной? – немного погодя, спросила старуха.

– Отчего ж не поделиться, бабушка! Угощу тебя на славу… – с горькою улыбкой ответил Ринальд.

– Вот и хорошо! Вот и ладно! – одобрительно качнув головой, промолвила гостья.

Обед тою порой был готов. Хозяин придвинул к огню небольшой стол, выложил на него из котелка уварившийся картофель, поставил солонку и, разломив пополам свой последний кусок хлеба, сказал старухе:

– Ешь, бабушка!

Та съела одну картофелину и отломила от куска несколько крошечек.

– Ешь! – угощал ее хозяин.

– Сыта! Спасибо, добрый человек! Старухе немного надо…

Когда стол был убран, Ринальд подкинул валежника на очаг, и огонек весело затрещал, беглым, красноватым светом озаряя убогую лачугу. Старуха подняла свою клюку, оперлась на нее и, выпрямившись, сказала Ринальду:

– Ты пустил старуху обогреться и накормил… Я хочу отблагодарить тебя… Скажи, чего ты желаешь, – и исполнятся все твои желанья!

– Ты кто ж такая? Уж не фея ли? – спросил Ринальд, с улыбкой посмотрев на свою неказистую гостью. – Я знаю, что феи в старину водились, но те феи были молоды, красивы, являлись людям в блестящем одеянье и с волшебным жезлом в руке…

– Ты хочешь сказать, что я не похожа на тех фей; что я стара и не нарядна, и в руке у меня дрянная клюка вместо волшебной палочки… – перебила его собеседница. – Почем же знать, голубчик! Может быть, и феи бывают разные… Прежде бывали молодые да красивые, а ныне они, может быть, старые да безобразные…

Старуха усмехнулась. Ринальд внимательно посмотрел на нее, на ее выпрямившийся стан и на серьезное лицо. И вдруг припомнились ему слышанные в детстве от матери песенки и сказки про добрых и злых духов, да про волшебниц; ожила в нем на мгновенье прежняя детская вера в чудеса, – сердце его ёкнуло и сильно забилось. А что, если в самом деле эта безобразная, беззубая старуха в грязном лохмотье – какая-нибудь могущественная волшебница? Ведь мало ли чего не бывает на свете! А что, если она каким-нибудь таинственным образом подслушала жалобы Ринальда на его злую долю – и явилась к нему на помощь в виде этой отвратительной старухи? И Ринальд подумал: «А что, если она в состоянии вдруг превратить меня в принца! Ринальд, каменщик – принц, чорт возьми!..» Было отчего сильно забиться сердцу и закружиться бедной голове!

– Ну, скажи же мне: чего ты желаешь? – повторила старуха, не сводя с него пытливых старческих глаз.

Ринальд не мог удержаться от охватившей его веселости и, ударив себя рукой по колену, вскричал:

– Ну! Я хочу быть счастливым!

– Счастливым! – как эхо пробормотала старуха. – Все хотят быть счастливыми, но не все, дружок, одинаково понимают счастье. Скажи толком: чего именно желаешь ты?

Ринальд на минуту задумался и смотрел на огонек, перебегавший по валежнику. Когда догоравшая ветка падала вниз, золотистые искры взлетали над очагом… Старуха терпеливо ждала, опираясь на клюку своими костлявыми руками и уткнувшись в них подбородком. Задумчиво смотрела она на Ринальда из-под косматых, седых бровей.

В лачужке было тихо, так тихо, что даже норой был слышен легкий шорох, когда хлопья снега, наносимые ветром, ударялись в окно. И вот посреди этого безмолвия Ринальд заговорил:

– Я хочу жить долго-долго, лет сто или более, и хочу быть постоянно здоровым, сильным.

– Так! – поддакнула старуха, качнув головой.

– Я хочу быть всегда сытым, и чтобы всегда были у меня самые вкусные кушанья и самое лучшее, дорогое вино…

– Так! – опять поддакнула старуха.

– Я хочу жить в хорошем, большом, светлом доме – вроде королевского дворца, и чтобы люди прислуживали мне… Я хочу, чтобы у меня были самые нарядные платья – вроде тех, какие я видал на знатных господах…

Старуха утвердительно кивнула головой.

– Я хочу, чтобы у меня все было, что есть у самого богатого человека на свете… – продолжал Ринальд, стараясь выговорить себе как можно более всяких благ и в то же время опасаясь, как бы чего-нибудь не упустить из вида. – Я хочу, чтобы мне не нужно было работать… Захочу – поработаю, а не захочу, – гулять пойду, или лягу спать, или просто буду лежать и глазеть на потолок… А для того нужно, чтобы у меня было денег много-много…