Борис Пильняк - Повесть Петербургская

- "Принесите черного кофе, покрепче," - горничной: она горничная женщина: "надо, чтоб пришла ночью"...

"Помнишь, Андрей, мы играли в бабки. Но я своего брата послал расстрелять, милый Андрей!" - "Петровщина Лихорадка, Санкт-питербурговщина? Большевик голову откусит, возьмет в рот и так: хак?!. - Нет большевика, нет никакой России, - дикари! Есть - мир!" -- Каменный гость: "Выпьем, ваше превосходительство, за художество. Ко-фий будете пить?" "Да, кофе." - "Понеже и так пьяно, ваше превосходительство так ли?" - "Утверждаю, что коммунизма в России нет, в России - большевики. Алексеевский равелин. Инженер Андрей Людоговский." - Каменный гость: "Брось, ваше превосходительство. Выпьем за художество! Плевать! Поелику пребываем мы в силе своей и воле." Гость: "Погодите, величество! Все есть - я! - слышишь, Андрей, все есть: я-ааа!.. милый, Андрей!

- Останьтесь, Лиза, на минуту.

- Простыни, барин, я просушила.

- Меня знобит, Лиза. Я одинок, Лиза, присядьте.

- Ах, что вы, барин...

- Присядьте, Лиза. Будем говорить.

- Ах, что вы, барин1.. Я лучше попозже приду.

- Присядьте, Лиза!

"Помнишь, Андрей, мы играли в бабки... У меня два брата. Один расстрелян, а другой"... - Китаец полез по карте Европы, на четвереньках, красноармеец Лиянов, - почему у китайца нет косы? - Простыни - сухие, на шахматной доске мир, руки рабочих, дым заводов, Европа - льдиною на бок в Атлантике, никакого Санкт-Питер-Бурга, - китаец на четвереньках на льдине. - И никакой шахматной доски - Лизины волосы закрыли шахматную доску, а губы у Лизы - сжаты - брезгливо. - "Паки и паки влачимы будучи на Голгофу"!...

- "Ты еси Петр и на камени сем я созижду церковь мою: - я - я-ааа."

- "Ах, барин, скорее, пожалуйста."

. . . Голубоватый, зеленый туман восставал над Невой и окутывал крепость. А над ним, над туманом - апельсиновой корки цвета - меркнул закат, и в тумане, в желтом закате плавал на шпице над крепостью - чорт-ангел-монах, похожий на чорную страшную птицу. Крепость в тумане уплыла.

. . . В общей камере - одни лежали с газетами, одни - играли в шахматы из хлебного мякиша. Китаец с женской походкой и с ноздрями над лошадиной челюстью, как у проститутки, - с лицом в мертвой улыбке, подходил ко всем, останавливаясь томительно против каждого, долго молчал, улыбаясь, и говорил, не то спрашивая, не то утверждая: - "Кюс-но..." Все понимали, что это значит скучно... - У волчка стоял другой китаец, страж, - иногда этот шептал в волчок:

- Ни ю цзы суй? Сколько лет ты считаешь себе?

- Во эр ши ву. - Двадцать пять, - отвечал китаец из камеры. И страж тогда говорил по русски:

- Сту-пай1 Нель-зя гово-ри1 - чтобы через пять минут прошептать вновь: Ни хао?.. - Ты здоров?..

Инженер Людоговский - инженеру нельзя было горбиться - весь вечер играл в шахматы, у стола в скарбе чайников и железных кружек. Шахматы были слеплены из хлебного мякиша. Китайцу бесразлично было на чем сидеть, он любил сидеть в углу, на полу и там что-то петь, очень беспокоющее, однотонное, как вой собак от луны. - В час после поверки всегда приходили, чтобы вы-зы-вать.

В этот час всегда говорили, никто не спал, но все ложились на нары, точно нары и сон - шанс, чтоб не вы-зва-ли ночью.

Инженер Людоговский рассказал: После смерти жизнь не сразу замирает в организме. Каждый знает, что волосы и ногти растут у мертвецов втечение нескольких месяцев. Одной из последних замирает деятельность мозга. Мертвец четыре недели после смерти - видит и слышит и, быть-может, ощущает во рту привкус гнили... Он не может двинуться, не может сказать. Понемногу оживают нервы рук и ног - и тогда они вываливаются из сознания, из ощущений. Последним начинает гнить мозг, - и вот последний раз ушная барабанка восприняла звук, последний раз кора большого мозга ассоциировала мысль о смерти, о любви, о вечности, о боге (- больше ведь ни о чем нельзя тогда думать, перед вечностью, тогда ведь нет - человеческих - отношений), - и потускнела мысль - как давно уже потускнели, остеклянели глаза, став рыбьими, - потускнела, развалилась мысль, как развалился, сгнил мозг. Вот через глазные впадины вполз червь, тогда глаза исчезли навсегда. После смерти идет новая, страшная жизнь. Одним это - ужас, а мне... Любопытная мысль, Петербург...

Но инженер не кончил, отвернулся к стене, поднял воротник пальто, не отвечал: инженеру нельзя было корчиться. Никто не говорил. Тогда в углу стал перебирать стекляшки - завыл, как собака при луне, - запел боевую песнь китаец:

Тен-да-тен мык кай!

Ди-да-ди мык кай.

Жо-сюэ тен тень куй!