Алексей Писемский - Леший

Егор Парменов, побледневший, как преступник в минуты объявления ему судебного приговора, прислонился только к стене, а жена его зарыдала, - но, впрочем, проговорила:

- Что такое вы писали!.. Мы сами тоже будем господину писать: может быть, будет что-нибудь и другое.

- Пишите, сударыня; и я желаю от души вашему мужу оправдаться, возразил Иван Семеныч. - Но вместе с тем, чтобы ты меня, Егор Парменыч, впоследствии не обвинил, что я на тебя что-нибудь налгал или выдумал, так вот, братцы-мужички, что я писал к вашему барину, - и затем, вынув из кармана черновое письмо, прочитал его во всеуслышание. В письме этом было написано все, что он мне говорил.

- Солгал ли я, выдумал ли я тут что-нибудь? - заключил он, обращаясь к мужикам.

Управительница взглянула на мужа так, что мне сделалось страшно за него.

- Ничего этого и в помышлениях моих не бывало; я и смолоду этими делами не занимался, а не то что по теперешним моим заботам. Выдумать на человека по злобе можно все! - возразил было он.

Некоторые из мужиков усмехнулись.

- Ну как, Егор Парменыч, не бывало! - сказал опять рыжий мужик, видно, заклятой в душе враг его. - Доказывать-то на тебя не смели, а може, бывало и больше... где лаской, а где и другим брал...

- Вместо Егора Парменова, - заговорил опять исправник, - я назначаю, по вашему желанию, Петра Иванова. Желаете ли вы?

- Желаем, бачка, все мы того желаем.

- Стало, быть делу так. Ты, Егор Парменов, изволь сдать все счеты и отчеты руками, а ты, Петр Иванов, прими аккуратнее; на себя ничего не принимай: сам после отвечать будешь. Прощайте, братцы! Прощай, Егор Парменов! Не пеняй на меня: сама себя раба бьет, коли нечисто жнет, заключил Иван Семеныч, и мы с ним вышли и тотчас же выехали.

IV

Год спустя пришел ко мне из Кокинского уезда мужичок, предобродушный на лицо и немного пьян, поклонился сначала от исправника и начал просить о своем деле, которого, как водится, не сумел растолковать.

- Да ты чей? - спросил я его.

Он сказал: оказалось, что марковского господина.

- Кто у вас - Петр Иванов нынче управителем? - стал я его расспрашивать.

- Нету, родименькой, - отвечает он, - Петр Иваныч - дай ему бог царство небесное - побывшился{285}; теперь не Петр Иваныч - другой.

- Кто же такой?

- Из наших же, бачка, мужичков. Барин ладил было так, что из Питера наслать али там нанять кого, да Иван Семеныч зартачился: вы, говорит, кого хотите там выбирайте, а я, говорит, своего поставлю, - своего и посадил.

- Ну, а прежний, - спросил я, - где управитель, который до Петра Иванова был?

- Прежний-то?

- Да, прежний.

- О... это леший-то... как его по имени-то, пес драл, и забыл уж.

- Егор Парменов, - подхватил я.

- Так, так, бачка, Егор Парменов... тут же, при усадьбе, живет.

- Отчего же он леший-то?

- Прозванье уж у нас ему, кормилец, такое идет: до девок, до баб молодых был очень охоч. Вот тоже эдак девушку из Дмитрева от матки на увод увел, а опосля, как отпустил, и велел ей на лешего сговорить. Исправник тогда об этом деле спознал - наехал: ну, так будь же ты, говорит, и сам леший; так, говорит, братцы-мужички, и зовите его лешим. А мы, дураки, тому и рады: с правителей-то его тем времечком сменили - посмелей стало... леший да леший... так лешим и остался.

- Где же теперь эта дмитревская девка?

- При матке, бачка, при матери живет.

- Замуж не вышла?

- Ну где, родимой, где уж? Хошь и мужички, а обегаем этого: парнишку тоже принесла; матка ладила было подкинуть, так Марфутка-то не захотела: сама, говорит, выпою и выкормлю. Такая дикая теперь девка стала, слова с народом не промолвит. Все богомольствует... по богомольям ходит.

- Ну, а жена Егора Парменова где?

- При нем, бачка, живет; тоже по нем и ее лешачихой дразнят.

- А ее-то за что же?

- Сердцем-то она уж больно люта, да на руку дерзка; теперь уж воли-то ни над кем нет, так с мужем батальствуют, до того дерутся да лаются, что в избе-то уж места мало: на улицу выбиваются - прямые лешие!..

ПРИМЕЧАНИЯ

ЛЕШИЙ

Рассказ исправника

Впервые рассказ напечатан в журнале "Современник" (1853, No 11). Закончен рассказ был 22 августа 1853 года. В дальнейшем текст подвергался авторской правке. Подготовляя издание "Очерков из крестьянского быта", Писемский удалил из произведения длинноты, неоправданные литературные реминисценции. Во второй главе в журнальном тексте было такое рассуждение исправника: "Я только, знаете, пожал плечами, впрочем, тут же вспомнил сочинение Пушкина... вероятно, и вы знаете... "Полтава" - прекрасное сочинение: там тоже молодая девушка влюбилась в старика Мазепу. Когда я еще читал это, так думал: "Правда ли это, не фантазия ли одна, и бывает ли на белом свете?" - А тут и сам на практике вижу. Овладело мной большое любопытство..." В тексте "Очерков из крестьянского быта" эти слова заменены другими, более скупыми, более соответствующими обстоятельствам и характеру рассказчика: "Я только, знаете, пожал плечами, - вот, думаю, по пословице, поправится сатана лучше ясного сокола..."