Андрей Платонов - Город Градов

"Явиться на переучет в терокруг - моя буква Ч, подать на службе рапорт о неявке по законной причине".

"В 7 часов перевыборы горсовета - кандидат Махин, выдвинут ячейкой, голосовать единогласно".

"Сходить в ком. отд. - отнести деньги за воду, последний срок, а то пеня"... .

"Подать сведения горсанкомиссии о состоянии двора, - штраф, см. постановление ГИК".

"Собрание жилтоварищества о забронировании сарая под нужник".

"Протестовать против Чемберлена, - в случае чего стать, как один, под ружье".

"Зайти вечером постоять в красном уголке, а то сочтут отступником".

"Именины супруги сочетать с режимом экономии и производственным эффектом. Пригласить наш малый совнарком".

"Узнать у Марфы Ильиничны, как варить малиновый узвар".

"Справиться в загсе, как переменить прозвище Чалый на официальную фамилию Благовещенский, а также имя Фрол на Теодор".

"Переморить клопов и проверить лицевой счет жены".

"Суббота - открыто заявить столоначальнику, что иду ко всенощной, в бога не верю, а хожу из-за хора, а была бы у нас приличная опера, ни за что не пошел бы".

"Попросить у сослуживцев лампадного масла. Нигде нет, и все вышло. Будто для смазки будильника".

"Отложить 566-ю бутылку для вишневой настойки. Этот год високосный".

"Сушить сухари впрок - весной будет с кем-то война".

"Не забыть составить 25-летний перспективный план народного хозяйства - осталось 2 дня". Каждый день был занят.

Не в первый раз и не во второй, а в более многократный констатировал Шмаков то знаменательное явление, что времени у человека для так называемой личной жизни не остается - она заменилась государственной и общеполезной деятельностью. Государство стало душою. А то и надобно, в том и сокрыто благородство и величие нашей переходной эпохи!

- А как, товарищ Чалый, существует в вашей губернии точный план строительства?

- Как же-с, как же-с! В десятилетний план сто элеваторов включено: по десяти в год будем строить, затем-с двадцать штук мясохладобоен и пятнадцать фабрик валяной обуви... А сверх того водяной канал в земле до Каспийского моря рыть будем, чтобы персидским купцам повадно стало торговать с градовскими госорганами.

- Вон оно как! - дал заключение Шмаков. - Курс значительный! Ну, а денег сколько же вам потребно на эти солидные мероприятия?

- Денег надо множество, - сообщил Чалый второстепенным тоном. - Того не менее, как миллиарда три, сиречь - по триста миллионов в год.

- Ого, - сказал Шмаков, - сумма почтительная! А кто же даст вам эти деньги?

- Главное - план! - ответил Чалый. - А уж по плану деньги дадут...

- Это верно! - согласился Шмаков.

Вопрос получил надлежащее уточнение.

6

И жил Шмаков в Градове уже без малого год. Жизнь для него выдалась подходящая: все шло в общем порядке и по закону.

Лицо его было беззаботным, пожилым и равнодушным, как у актера в забвенной игре. Труд его жизни - "Записки государственного человека" подбивался к концу. Шмаков обдумывал лишь заключительные аккорды его.

Как и всюду по республике, над Градовом ночью солнце не светило, зато отсвечивало на чужих звездах.

Прогуливаясь для укрепления здоровья и поглядывая на них, Шмаков нашел однажды заключительный аккорд для своего труда:

"В сердце моем дышит орел, а в голове сияет звезда гармонии".

Придя домой и завершив рукописный труд, Шмаков до раннего утра сидел за ним, увлекшись чтением своего сочинения.

"...Стоит ли, - читал он середину, - измышлять изобретения, раз мир диалектичен, сиречь для всякого героя есть своя стерва. Не стоит!

И тому пример: в Градове пять лет тому назад, и двадцать лет обратно, было всего две пишущие машинки (обе системы "Ройяль", то есть король), а теперь их близко сорока штук, не обращая внимания на системы.

Но увеличился ли от этого социальный прок? - Нисколько! А именно: сидели ранее писцы за бумагой, снабженные гусиными перьями, и писали. Затупится перо или засквозится от переусердия, писец его начинает зачинивать; сам зачинивает, а сам на часы смотрит, - глядь, время уже истекло, и пора идти в собственный деревянный домик, где его ждала как-никак пища и уют порядка, высшим образом обеспеченный государственным строем.

И ничего не нарушалось от течения дел рукописным порядком. Ничто не спешило, а все поспевало.

А теперь что? Барышне попудриться не успеть, как втыкают ей новое черновое произведение...

Да и то видно, как появляется человек, так и бумага около него заводится, и не малая грудка. А что, если лишнего человека не заводить! Может, и бумаге завестись будет неоткуда?.."