Я стала разборчивой в словах. Мой вываренный в молодежном сленге язык сделался взыскательней к себе, но вместе с тем дыхание фразы -затрудненным: я как будто боялась выпасть из новой языковой стихии, чтобы не потерять с такими усилиями приобретенные навыки, и с этого сопротивления легкой, необязательной речи началось мое постепенное удаление от мира себе подобных и постепенный переход... нет, не в мир слепых, а в свой собственный, который давно требовал серьезности и одиночества. И мне становилось все легче, словно я выбрасывала по одному мешки с песком из корзины, подымаясь на воздушном шаре, оберегая себя от общения с людьми случайными, под чье косноязычие мне так долго приходилось подстраиваться, чтобы не быть белой вороной, и я удивлялась самой себе: зачем так долго копировала чужие манеры и словечки, которые мне никогда и не были близки? Слепые словно открывали мне глаза на саму себя.
-- Как ты с ними общаешься? -- спрашивали меня.
Я отвечала фразой, от которой у меня самой уже ныли зубы:
-- Они такие же люди, как все.
Мне казалось, что таким образом я могу защитить их достоинство.
Но напрасно я пропускала свою речь через фильтр, на котором оседала пыльца зримого мира. Им не надо было давать фору -- ни ладью, ни коня: в основе этой иллюзии равноправия таилось приспособление к чужому ладу, хоть и не такое унизительное, как в случае со зрячими. Слепые сами дали мне это понять. Приноравливая свою речь для них, я совала им под нос огромные крючья общих мест, на которые невозможно было не навесить банальность. То есть сначала наше общение было настолько простым, что исключало малейшие знаки препинания. На точный вопрос: "Что вам купить из продуктов?" -- следовал не менее конкретный перечень, и я не позволяла ни себе, ни им выпасть из русла вопроса-ответа. Но позже я заметила, что они сами выбрасывают мне крючок за крючком, на которые я начинаю потихоньку ловиться.
-- Ты вчера вечером где была? -- спрашивали они.
-- На танцах, в мединституте...
-- Там оркестр играл или магнитофон? -- обнаруживая неожиданную для меня светскость, интересовались они.
-- Ансамбль... Сакс, фоно, труба.
-- И как они лабают? -- вдруг спрашивал кто-то из них, со вкусом произнеся модное молодежное словечко.
-- Так себе, фоно совсем чахленькое, репертуар жиденький.
-- А ты возьми нас как-нибудь с собой...
-- Да ведь... далеко идти.
-- Ну и что?! -- напористо восклицали они.
-- А вы... танцевать умеете?
Оказалось, что они умеют двигаться в паре.
-- Научи нас летке-еньке... -- вдруг набрасывали они на меня четыре петли.
Мы впятером отодвигали в сторону стол. Все равно, думала я, это мы понарошку... Какие там танцы. Я прыгала впереди, они гуськом топтались за мною. Войдя в азарт, я стучала их по ногам, сгибала им колени, не переставая напевать мелодию.
-- Не шаркайте как слоны!
Они старались не шаркать. Каждым своим прыжком они словно старались меня в чем-то убедить, и, только когда, выстроившись гуськом и положив друг другу руки на плечи, они впервые прошлись без меня, я догадалась, в чем именно: не надо с нами этих китайских церемоний, говорили их усталые, довольные лица.
Ольга Ивановна жила неподалеку от училища, в одном из частных домов. Двери его выходили во внутренний дворик, когда-то на скорую руку заасфальтированный, с водопроводной колонкой посредине. У самых стен асфальт бугрился, рассыпался, из него неукротимо лезли все новые плети дикого винограда, постоянно затягивающего окна. Слепые любили бывать у нее, они старались использовать малейшую возможность по освоению незнакомого пространства, чтобы раздвинуть свои невидимые горизонты. Оказывается, в них тоже жила эта естественная человеческая потребность. Должно быть, чашка чаю, выпитая в чужом доме, представала в их воображении символом завоевания неведомой территории, которую их предки покоряли с оружием в руках. Они всегда тщательно собирались в гости к Ольге Ивановне, будто готовились к рискованной вылазке: брились, наглаживали рубашки, причесывались, поливали себя одеколоном, чтобы их не сбила с толку атмосфера чужого жилища и долгий подробный путь к нему. Когда я впервые пришла в этот дом, я еще не знала, что слепые здесь уже частые гости, но тотчас догадалась об этом по той легкости, с какой они быстро и точно попадали петельками своих курток в крючья вешалки. Надо было видеть, с каким неторопливым достоинством они это проделывали, точно оставляли в прихожей нечто большее, чем верхняя одежда, как будто она, пока они пьют чай, пускала корни в стены этого дома, укрепляя их положение долгожданных гостей. Я догадалась, что все уже здесь ими размечено, на каждом шагу расставлены опознавательные знаки и замешаны запахи, что для них посещение дома Ольги Ивановны стало ритуалом, в который они решили вовлечь и меня.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу