Александр Попов - Новая Земля

- У-у-у-у-ух! У-у-у-ух!..

- Кр-й-ак, кр-й-ак...

- Цвирьк, цвирьк...

- З-з-з-з-з-з... зь-зь-зь-зь-зь-зь...

- Ку-ку, ку-ку...

- Жжжжжжжж...

- Ка-арр! Ка-арр!..

- Пьи, пьи, пьи...

Под "пьи" мне представляется: какую-то птицу ведьма посадила в клетку и мучит жаждой. Я воображаю, как пробираюсь сквозь колючие дебри и несу ей в кружке воду. На меня, спрыгнув с уродливой, лохматой ели, на суку которой висела черная клетка с маленькой птицей, набросилась растрепанная, похожая на корягу ведьма с зелеными глазами. Вдруг в моих руках появился меч. Я сразил ведьму, но обе ее половины превратились двух ведьм. Я разрубаю и их. Однако на меня уже стало наскакивать четыре ведьмы. Я размахиваю, размахиваю мечом, но нечистой силы становится больше и больше. Ведьмы лязгают зубами. Я устал. Скоро упаду. Упал. Ведьмы надвигаются на меня. Неожиданно возле моей головы вырос большой одуванчик.

- Сорви меня, - сказал он, - и сдуй на ведьм.

Я сорвал, дунул и - округа стала голубой и пушистой. Ведьмы упали и превратились в скелеты, которые сразу покрылись пышными цветами.Я снял с ели клетку и открыл ее. Птица вылетела и - превратилась в маленькую, одетую в кружевное платье девочку. Она подошла ко мне:

- Спасибо, Сережа! Я - фея. Ведьма украла меня у моих родителей, простых крестьян, превратила в птицу и посадила в волшебную клетку за то, что я всем делала добро. Я маленькая, и мое волшебство слабее ведьминого. Не могла с ней сама справиться, но своим волшебством помогла тебе. В благодарность дарю тебе флейту: когда что-нибудь захочешь, подуй в нее, и я приду и исполню твое желание. А теперь - прощай!

Лес со скрежетом расступился, и к моей фее подплыло облако. Она помахала мне рукой и растаяла в голубом сиянии.

Повсюду расползалась ночь, подмигивалимне, каксвоемузнакомомуилипростопо доброте, звезды. Я испытывал смутную тревогу и робость перед величием черного, сверкающего неба. Возле моих ног потрескивал костер. Изжелта-оранжевые бороды пламени танцевали по изломам коряги. Дым иногда кидался в мою сторону, и я шептал:

- Дым, я масла не ем, дым, я масла не ем... - И отмахивался.

Но он лез и лез, как бы желая досадить мне или не веря, что я масла не ем. На раскаленных красных углях я пек картошку.

Папка, начитавшись и поставив закидушки и удочки, спал, с храпом и присвистом. Засыпал он, помню, моментально: стоило ему прилечь, пять-десять секунд - и он уже издает мелодичные звуки, похожие на "п-шм, п-шм". А мне вот не везет и не везло со сном.

Возле берега шумно всплескивала рыба. От этих дразнящих звуков сердце вздрагивало и хотелось пойти к удочкам и закидушкам, но боязно было уходить в темноту от костра и папки. С реки тянуло прохладой, приятно пахло рыбой, сырым суглинком. Где-то тревожно заржала лошадь. Ей ответила только ворона, очень хрипло и сонно, видимо, выразила неудовольствие, что ее посмели разбудить. Я боязливо кутался в ватную фуфайку и подглядывал через щелку, которую потихоньку расширял. В воздухе плавал теплый, но бодрящий запах луговых цветов, слегка горчил он смолистой корой и полынью. Но когда ветер менял направление, всецело господствовал в мире один, пахучий, наполненный тайнами вязких, дремучих глубин запах - запах камышовых, цветущих озер. С их стороны шел чуть слышный шелест и шорох камыша, высохших кустарников и осоки.

На той стороне реки, на самом дне ночи, трепетал костер. Я представляю, что там разбойники делят награбленное. Рядом хрустнуло - я весь сжался в комок. Мне почудился вороватый шорох. В волосах зашевелился страх. Рядом вонзилось в ночь громкое карканье. Я, наверное, позеленел. Слепо пошарил дрожащей рукой отца, наткнулся на его шевелящиеся губы и сыроватую щеточку усов. Он что-то проурчал и повернулся на другой бок.

- Папка, - чуть дыша и пригибая голову, шепнул я.

- Мэ-э? - не совсем проснувшись, произнес он.

- М-мне страшно.

- Ложись возле меня и спи-и... а-а-а! - широко и с хрустом зевнул он.

Прошли какие-то секунды, и папка снова стал храпеть. Я крепко прижался к его твердой спине, подглядывал из щелки в фуфайке, в которую укутался с головой, и старался думать о хорошем.

Проснулся от озноба в моем скрюченном теле. Лежал один возле потухшего костра. Папка рыбачил. Пахло золой, сыроватой землей, душистым укропом. Кажется, будто все было пропитано свежестью. В такие утра хочется дышать и дышать. Над Ангарой угадывалась легкая плывущая дымка. На середине реки, на затопленном острове, стояли склонившиеся березы. Мне было жалко их. Но мир был так прекрасен в это свежее утро, что я просто не в силах был долго оставаться с этим чувством.