Валерий Попов - В городе Ю (Рассказы и повести)

И я ушел.

И Регина, кстати, тоже вскоре исчезла - уехала с Дзыней, ну, и с оркестром, понятно, на зарубежные гастроли по маршруту Рим - Нью Йорк Токио. Перед отъездом, правда, все спрашивала:

- Может, не ехать мне, а? Может, придумать что-то, остаться?

- Да ты что? - Я ей прямо сказал. - Такой шанс упустишь - всю жизнь себе потом не простишь!

В общем-то, если честно говорить, все у нас кончилось с ней. Меньше двух месяцев продолжалось, но, в общем-то, все необходимые этапы были. Просто от прежней жизни, похожей на производственный роман средней руки, с массой ненужных осложнений, искусственных трудностей, побочных линий пришел я, постепенно совершенствуясь, к жизни виртуозной и лаконичной, как японская танка:

Наша страсть пошла на убыль

На такси уж жалко рубль!

Все!

Уехала Регина, и я совсем уже с развязанными руками остался.

Ну, ты даешь, Евлампий!

Что же, думаю, мне теперь такое сотворить, чтоб небу было жарко и мне тоже? И тут гигантская мысль мне пришла: песню сделать из стиха, который я Регине посвятил!

Вскочил я в полном уже восторге - бежать, с Дзыней и с композитором делиться, но вспомнил тут, ведь нет уже их, сам же сократил этих орлят, как малопродуктивных!

Снял балалайку со стены - и песню написал. Назвал "Утро".

Немножко, конечно, совесть меня мучила, что из стихов, посвященных ей, песню сделал. Тем более - для "Романтиков"!

Крепко ругаться с ними пришлось. Видимо, общее правило: "Из песни слова не выкинешь" - не распространялось на них. Не понимают: не только слово - букву и ту нельзя выкидывать! Одно дело - "когда я на почте служил ямщиком", другое - "когда я на почте служил ящиком"!

Порвал я с "Романтиками" - мелкая сошка. А эту песню мою - "Утро" - на стадионе на празднике песни хор исполнял. Четыре тысячи мужских голосов:

Все бу-удет! Чу-увствуешь - я тут!

Да-а... Немножко не тот получился подтекст. Ну - ничего! Зато - слава!

Даже уже поклонницы появились. Особенно одна.

Пищит:

- А я вас осенью еще видела - вы в такой замечательной шубе были!

... А сейчас что, разве я бедно одет?

Выкинул наконец свой пахучий портфель, вернее, на скамейке оставил, с запиской. Купил себе элегантный "атташе-кейс". При моих заработках, кажется, могу себе это позволить? А почему, собственно, должен я плохо жить? Можно сказать, одной ногой Гоголь!

С машиной, правда, гигантское количество оказалось хлопот: ремонт, запчасти, постройка гаража!

Еду я однажды в тяжелом раздумье, вдруг вижу - старый друг мой Слава бредет. Усадил я в машину его, расспросил. Оказалось, в связи с разводом лишился он любимой своей машины. Остался только гараж, но гараж хороший.

"Колоссально! - вдруг мысль мне пришла, острая, как бритва. - Поставлю мою машину в его гараж, пусть возится с ней - он это любит".

Загнали машину к нему в гараж, потом в квартиру к нему поднялись. Он порывался все рассказать, как и почему с женой развелся, а я успокоиться все не мог - от радости прыгал.

Замечательно придумал я! С машиною Славка теперь мучается, с бывшей женой-дурой - Леха, с композитором... не знаю кто! А я - абсолютно свободен. Какой-то я виртуоз!

Тексты за меня - нашел - один молоденький паренек стал писать. Врывается однажды сияющий, вдохновенный:

- Скажите, а обязательно в трех экземплярах надо печатать?

- Обычно, - говорю, - и одного экземпляра бывает много.

Потом даже выступление мое состоялось по телевидению.

В середине трансляции этой - по записи - выскочил я на нервной почве в магазин. Вижу вдруг в винном отделе двух дружков.

- О!.. - Увидели меня, обомлели. - А мы тебя по телевизору смотрим!

- Вижу я, как вы меня смотрите!

Подвал наш с Региной отделал к возвращению ее. При моих заработках, кажется, могу я себе это позволить?

Бархатный диван. Стереомузыка. Бар с подсветкой.

Неплохо!

Правда, в подвале этом раньше водопроводчики собирались, и довольно трудно оказалось им объяснить, почему им больше не стоит сюда приходить. Наоборот - привыкать стали к хорошей музыке, тонким винам.

Приходишь - то один, то другой, с набриолиненным зачесом, с сигарой в зубах, сидит в шемаханском моем халате за бутылочкой "Шерри".

По Регине, честно говоря, я скучал. Но и боялся ее приезда. Много дровишек я наломал - с ее особенно точки зрения.

Конечно, ужасным ей покажется, что я из стихотворения, посвященного ей, песню сделал для хора!

И вдруг читаю однажды в газете: вернулся уже с гастролей прославленный наш оркестр! А ни Регина, ни Дзыня у меня почему-то не появились.