Валерий Попов - В городе Ю (Рассказы и повести)

- А это ведь песик наш! - обрадовался я. - Что еще может здесь быть такое быстрое и черное? И вот я уже выпрыгнул в воду, вышел на песок.

- Ты самый заметный, самый видный на всем побережье!

Я чесал опрокинувшемуся щеночку живот. Перекатываясь на спине, он довольно урчал.

Потом откуда-то сбоку наскочила дочь, одетая в какой-то незнакомый свитер, в чьи-то ботинки.

Я вдруг почувствовал, как лицо мое стало набрякшим, потным, плохо управляемым. Я вспомнил, что взрослые должны показывать детям пример, стал делать важные, серьезные рожи.

С песчаного берега спускалась жена, почему-то в брезентовой куртке с нашивками полковника студенческих строительных отрядов.

Потом, стряхивая с рук тесто, подошел Юра, саратовский брат.

После из леса по тропинке вышел московский брат Саша.

- Ха, Валя! Где это тебя так подстригли?

Обцепленный со всех сторон сразу всеми, я выбрался на невысокий песчаный уступ, сел за стол.

... Вскоре, утомленный броском через пространство, я залез в палатку и крепко уснул.

Очнувшись от тяжелого сна часа через два, я вылез из палатки и испугался: вроде бы должен наступить день, но небо оставалось низким и темным, освещение было темно-красное, словно в гигантской фотолаборатории. С выской горы за рекой дул резкий ветер - занавеска на продуктовой полке отстегнулась и громко хлопала.

- Как приехали, все такая погода, - сказала жена. - Обычно весь день в глубине острова проводим, а то тут с ума можно сойти.

- А где Даша? - спохватившись, спросил я.

- С ребятами на внутренней протоке рыбу ловит... Ну, что ты, там целая драма!

Я огляделся, удивляясь мужеству дочки, которая, как рассказывала жена, и в этих условиях непрерывно находила себе увлекательные дела.

По дорожке, окруженной засохшими листьями ландышей, я двинулся в глубь острова.

Поперек дорожки среди кустов лежали ровные кучи хвороста, так, как их оставил разлив. Некоторые хворостины висели высоко на ветках. Перевалив песчаный холм, я спустился к внутренней протоке - этот рукав реки, заслоненный островом, продувало меньше, вода была ярко-синей. Зайдя по щиколотку в воду, неподвижно стояли с удочками: Даша, высокий худой Миша, сын Юры, и пухленький веснушчатый Димочка, сын Сашка.

Димочка вдруг дернул удилищем, и серебристая рыбка промелькнула в воздухе и упала в воду.

- О горе мне! - кривляясь, завопил Димочка.

Даша и Миша повернули к нему улыбающиеся лица.

"Ясно! - подумал я. - Видно, Димочка придумывает слова в этой компании!" Конечно, Даше нелегко с ребятами, которые к тому же старше ее: один на год, другой - на два. Наверняка она чувствует неравенство и, при ее характере, сильно переживает.

Тут Даша дернула удилищем, и довольно крупная плотва, размером с ладонь, долетела до берега и запрыгала на песке.

- О! Крокодайл! - сказала Даша.

- И у меня крокодайл! - тонким своим голосом закричал Миша.

Я спустился к ним, велел идти обедать, взял обе их трехлитровые банки с рыбой.

Жена жарила лещей на печи, выложенной в земле, искры, отрываясь, летели из высокой трубы по ветру.

Поставив банки на берегу, я вместе с ребятами сел к столу. Дима и Миша сели, обнявшись и хохоча, стали говорить о своем, не обращая внимания на Дашу, сидящую напротив.

- А мне "фольксваген" не нравится! - нахальным своим голоском говорил Димочка. - Знаешь, как бабушка его назвала? Горбушка!

Ну почему они так демонстративно на нее не смотрят? Неужели им трудно что-нибудь ей сказать? Или в их возрасте все это совершенно непонятно?

Даша вдруг встала, перешла на их скамейку (я физически почувствовал, как трудно ей преодолеть это расстояние) и что-то, улыбнувшись, сказала им. Ребята засмеялись, но не над ней, а, как чувствовалось, ее словам, чего она и добивалась.

"Молодец!" - с облегчением подумал я.

Жена поставила на стол сковородку.

Наступило наконец успокоение. Ветер утих. Все вокруг было серым, ровным. Только трехлитровые банки, поставленные на пляже, светились, как два зеленых фонаря. Иногда там мелькал увеличенный темно-красный плавник рыбешки.

... На стол, заваленный рыбными остатками, залитый чаем, слетелись осы. Даша вдруг вскочила посреди разговора, сначала стояла, держась руками за горло, потом вскрикнула и выбежала из-за стола. Я догнал ее, обнял. Она стояла, широко раскрыв рот, потом с усилием глотнула и пошла обратно к столу.

- Нахальство! Я осами не питаюсь! - еще со слезами на щеках, улыбаясь, сказала она.

- Давай горлышко посмотрим, - подходя к ней, сказала Майя, Юркина жена. - Она укусила тебя?