Валерий Попов - В городе Ю (Рассказы и повести)

Унитаз и его детали: вентиль, муфта, отстойник - вот что теперь меня по-настоящему влекло!

Дальше полегче стало: приехал Маркел и прижучил всех волынщиков. А в свободные от работы часы всех своим трофейным баяном терроризировал.

Техническое совещание. У меня. Веду я - как дублер Самого. И как ответственный за проект.

Грунин - командующий спецсвязью, Кульнев - командир погранзаставы, Алехин - таинственный, как всегда.

- Когда кончите? - вопрос Грунина ко мне. - Вы же знаете, девятнадцатого он из госпиталя - и сразу сюда. Сами понимаете - концами кабеля не совсем удобно ему будет подтираться!

- На какие расстояния эта информация будет распространяться? заинтересовался Кульнев.

- Ну, по всем параметрам наша система совместима с международной системой информации.

- Так что - при желании хоть с американским президентом может переваниваться! - дерзит Ромка.

Неожиданно все ухмыляются: ох, не любят они своего Зайчика! Кого же любят?!

- Мне нужны абсолютно убойные анализы - иначе я пас! - хрипит Кульнев.

- Ты всегда - пас! - ворчит Грунин. Что же - и друг друга они не любят?

- Аркадий Сергеевич абсолютно прав, - мягко говорит Алехин. - Иначе мировая общественность нас не поймет.

Ясно. Снова такое задумали, что мировая общественность с трудом может понять.

Лирическую паузу обрывает появление Маркела - в самом живописном его виде: волосы всклокочены, в глазах гной, с рваной одежды капает ржавая вода.

- Может, хватит х...ню молоть - поработаем маленько?

В свободные часы гуляли с Ромкою высоко в горах, спорили до хрипоты ни до чего другого доспорить не удавалось.

Всем, до последней посудомойки, было известно: совсем другие люди собираются взять власть из ослабевших рук Зайчика. Как гордо говорил Геныч: Цека цыкает, Чека чикает!

- А тебе не жалко его? - спросил я у Геныча.

- Хватит! Нанюхался! - сказал на это свободолюбивый Геныч.

Но, как сказал какой-то умный человек, может быть, даже я: кто борется за свободу, никогда ее не получает. Она может появиться лишь просто так.

- Уж я угощу нашего Зайчика! - усмехается Нелли. - По всем параметрам будет "готов"!

- Ты-то за что его?

- Ни разу после этого даже не поздоровался! Господи! Сколько злобы в этом маленьком тельце!

- Ну, а не можешь ты его, - лепечу я, - творогом накормить? Спасти?

- Сам ты творог! - презрительно говорит она и резко уходит.

Последнюю ночь мы с Генычем и Ромкой провели вместе: все-таки кое-что связывало нас. И как в дальнейшем нас кинет - все было туманно.

Вероятно, плохо все кончится, как при заговорах и положено.

Геныч, с виду булыжник, кирпич, мог, слегка дунувши, часами Гомера лудить! И многие из нас, "соколов", тоже Гомера уважали - про нашего брата человек писал:

Ложе покинул тогда и возлюбленный сын Одисеев;

Платьев надев, изощренный свой меч на плечо он повесил...

Уходя в увольнительную, часто шутили: "Изощренный меч свой взял?"

После, подошвы красивые к светлым ногам привязавши,

Вышел из спальни, лицом лучезарному Богу подобный.

Всю ночь Гомера читали, пока не

Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос!

- Все! - Геныч резко поднялся, скинул махровый халат. Под левым соском у него открылась надпись, которую он сделал, когда во французский иностранный легион заслан был: "Эль сон тут шосон софт маман!" - "Все суки, кроме маман!" Надо будет и себе сделать такую же, если будет на чем! Все! - Геныч оделся в хаки. - Цезаря сегодня не станет! Внезапная смерть на унитазе. Анализы соответствуют. А кто захочет вдруг этому помешать, взгляд на меня, - отправится за ним!

Вышел. Мы с Ромкой еще допивали.

По белому известковому серпантину на горе ползли, как гусеницы, длинные черные машины.

- О! Похоронная процессия! - проговорил пьяный Ромка.

И уже из темного окна аппаратной я вижу, как Зайчика из трапезной бережно под руки ведут на "электрический стул". Не терпится! На мраморном крыльце, как богиня мщения, застыла Нелли.

Верещит зуммер.

- Дальнюю врубай! - хрипит в трубке Грунин.

- Есть!

Гудение изменилось - пошла дальняя!

На горизонте полупрозрачные, как рыбы, рисуются военные суда. И в других странах и континентах тоже загудело: застыли в ожидании биржи, министерства, подводные лодки. Ждут сигнала с нашего унитаза! Свои делишки под наш грохот тоже хотят провернуть!

Зайчик останавливается, тяжело дышит. Потом, улыбаясь, говорит что-то Генычу - тот, укоризненно качая головой, протягивает ему сигарету. Дым плывет в солнечном луче. Последнее, можно сказать, желание - перед "электрическим стулом", сделанным мной!