Елена Попова: Седьмая ступень совершенства

Маленьким Николай Павлович любил играть с фотографиями довоенной Европы, и он хорошо помнил, как однажды, после обеда, выпив перед тем несколько рюмок водки, отец взял у него из рук эти фотографии и вдруг ударил кулаком по столу, так что жалобно взвизгнули роскошные саксонские фарфоровые тарелки, и победоносно воскликнул: "От этой Европы не осталось камня на камне!".

Много лет спустя Николай Павлович увидел, что осталось от той Европы...

"Подлецы, - думал Николай Павлович, глядя на завивающийся узлом драконий хвост. - Подлецы! Меня даже не крестили... Может, в церковь сходить?"

Он не пошел в церковь ни на следующий день, ни через неделю. Он так и заснул у себя в кабинете, одетый, на коротком диванчике, свернувшись в позе эмбриона.

После работы у себя в квартирке Евгения приняла двух пациентов. Первым был ребенок восьми месяцев с несчастным, опухшим личиком. Евгения тут же потребовала отправить его в больницу, потому что его нужно было отправить в больницу. Второй была рыхлая, слезливая женщина с диабетом, она отняла у Евгении гораздо больше времени. Когда женщина с диабетом ушла, Евгения, не закрыв за ней дверь, села в кресло и сидела, не зажигая света, хотя за окном уже стемнело. Последние годы она как-то ослабела и не занималась тяжелыми больными, вот и сейчас, посмотрев только двоих, она чувствовала усталость, расслабилась, ни о чем не думала и только наблюдала за надвигающейся темнотой. Вот тогда-то и пришли двое.

Они не звонили в дверь, не стучали, просто вошли, впрочем, как входили и другие по установленным правилам еще с тех времен, когда такого рода практика особенно не поддерживалась законом. Итак, двое проникли в квартиру и бесшумно вошли в комнату - один высокий, другой пониже и поплотней.

- Включите свет, - сказала Евгения.

Зажегся свет. Один - длинный, худой, второй - пониже, основательный, коренастый, с квадратным лицом. Но глазки у этого второго суетливо бегали, и это как-то противоречило всей его основательной внешности.

- У вас зуб удалили два дня назад, - сказала Евгения Длинному. - А три года назад была язва, впрочем, она зарубцевалась.

От неожиданности Длинный отступил и ударился спиной о дверной косяк.

- У вас абсолютно все в порядке, но через несколько лет могут появиться проблемы, - сказала Евгения Коренастому.

- Какие? - усмехнулся Коренастый, и глазки его опять побежали, побежали, ощупывая комнату.

- Точно сказать не могу, - сказала Евгения. - Поговорим через несколько лет.

- Надо немного прокатиться, - сказал Коренастый. - Если будете хорошо себя вести, ничего плохого с вами не случится, - но в голосе его почувствовалось какое-то злое раздражение.

- Со мной ничего плохого и не случится, - сказала Евгения, спокойно надевая теплый жакет.

Окна были затемнены, и Евгения не видела, куда ее везут. Перед тем как выйти из машины, на глаза ей надели черную повязку. Длинный осторожно вел ее под руку и всякий раз, когда впереди были ступени, говорил:

- Осторожней, ступени... - и даже как-то немного приподнимал над землей.

Евгению долго вели по этим самым ступеням, коридорам, а потом опять ступеням и наконец сняли повязку. Она оказалась в небольшой, узкой комнате, в которой были только старый, кожаный канцелярский диван и несколько стульев напротив. На диване сидел совершенно седой, но вовсе еще не старый, сухощавый мужчина и в упор смотрел на нее. Когда сопровождавшие Евгению вышли, Седой сказал отрывисто и довольно грубо:

- Садитесь.

Евгения села.

- Ну? - сказал мужчина.

- В смысле? - сказала Евгения.

- Только не валяйте дурака! - закричал Седой. - И запомните - сегодня вас ни о чем не просили. Забудьте об этом!

- А о чем меня просили?

- Не валяйте дурака! - опять закричал Седой.

- У вас голова болит и повысилось давление, - сказала Евгения.

- Не беспокойтесь за мою голову, - огрызнулся Седой. - Со мной это не пройдет. Я не верю во все это шаманство! Вы знаете, где у меня будете? Вы с уголовницами сидеть будете!

- За что? - поинтересовалась Евгения.

- За нелегальное, вредоносное знахарство!

- Но я не беру денег, - сказала Евгения.

- Тем хуже для вас, - нехорошо как-то усмехнулся Седой. - Ни себе, ни людям... - он помолчал, потом сказал мрачно: - Ладно. Подумайте. Потом поговорим.

Ушел и закрыл дверь на ключ. Евгения осталась одна. Какое-то время она оставалась сидеть на стуле, а потом перебралась на диван и даже немного подремала. Неглубоко, как бы невсерьез. Была уже глубокая ночь, и только в окне полная луна неприкаянно болталась в небе. "Полнолуние, - подумала Евгения, - поэтому они все так возбуждены".