Михаил Прудников - Особое задание

- Инфильтрат, ну, это когда после укола... опухоль...

Мало знавшим ее людям Рита говорила, что окончила медицинский техникум. На самом деле это было не так. Она не кончала ни медицинского, ни педагогического, никакого другого техникума или училища, а только посещала краткосрочные курсы медицинских сестер.

Рита еще училась в школе, когда от отца, уехавшего в командировку на Дальний Восток, Софья Львовна получила телеграмму. Телеграма состояла всего из четырех слов: "Больше не вернусь, прощай".

Рита не могла понять, как отец мог бросить жену: ведь мама такая еще молодая, красивая, образованная, свободно говорит по-французски и по-немецки, так хорошо играет на рояле. И ее, Риту, свою хорошенькую, умненькую дочку, он, видно, тоже не любил... С этим пятнадцатилетняя девочка никак не могла примириться. Женился ли он на ком-нибудь другом или покинул семью, опасаясь дворянского происхождения жены, как утверждали соседи, так и осталось неизвестным. Потом Рита узнала, что отец получил очень крупный пост, но денег брошенной семье почему-то не посылал. Гордая Софья Львовна в суд на мужа не подавала.

Но школьнице было ясно, что в семье случилось чтото непоправимое, и, стыдясь того, что отец их оставил, девочка объясняла подругам:

- Мой папа погиб. Он поехал в Арктическую экспедицию и не вернулся.

Это была ее первая ложь. С годами рассказ о романтической смерти отца, обрастая все новыми и новыми живописными подробностями, стал для Риты реальным фактом, который, словно предохранительный футляр, оберегал ее самолюбие от сочувствия и любопытства посторонних.

Исчезновение отца пробило крупную брешь в бюджете семьи. Рита штопала жизненные прорехи пестрыми нитками вымысла. И чем труднее становилось им с матерью, тем больше требовалось этих нитей.

Приближался выпускной вечер в школе. Заработков матери, перебивавшейся случайными уроками, на жизнь не хватало, и некогда богатый гардероб Софьи Львовны неотвратимо превращался в сахар, мыло и муку.

Рите, привыкшей к дорогим платьям, кружевным воротничкам, уже давно пришлось проявлять чудеса изобретательности, чтобы переделать бывшую мамину ночную сорочку в нарядную блузку. А теперь уже не осталось ничего, что можно было бы перешить в платье для выпускного вечера.

Тогда она призвала на помощь свою фантазию.

- Понимаете, - рассказывала она в школе, - это настоящий японский шелк с вышитыми золотыми звездами. Мама говорит, что к нему очень пойдет черная лента р волосах.

А на выпускном вечере она появилась в обыкновенной черной юбке и пожелтевшей блузке - той самой, что была перешита из маминой сорочки.

- Ужасно смешная история, - объясняла Рита пето

другам. - В последнюю минуту мама решила разгладить складки на платье. А тут как раз принесли телеграмму, и мама оставила утюг, а когда вернулась - на самом видном месте красовалась дыра. Мама так плакала.

По окончании школы Рита поехала в Минск, но в институт, куда она пыталась поступить, ее не приняли.

Потянулась скучная жизнь мелкой служащей - она работала делопроизводителем в небольшой заготовительной конторе. Перед самой войной окончила вечерние курсы медицинских сестер.

Рита пошла работать в городскую больницу, когда туда уже начали прибывать раненые с фронта. Да и сам фронт стремительно приближался к городу. Одна мысль об эвакуации, о вагонах, кузовах грузовиков, чемоданах приводила Софью Львовну в ужас. Родственников и знакомых на востоке у нее не было. Бывший муж не подавал о себе вестей. И Софья Львовна решила: будь что будет, она никуда не поедет из своего обжитого угла.

Когда по бульвару мимо их окон пронеслись первые мотоциклисты в касках, надвинутых на глаза, Софья Львовна обняла Риту, тяжело вздохнула и утешила:

- Да, да, это ужасно, девочка. Но другого выхода у нас нет. Мы люди незаметные. Как-нибудь проживем.

И вот теперь Рита ругала себя: "Какая же я дура, что послушала маму. Надо было уехать, все равно куда, но уехать".

Рита боялась Венцеля, его настойчивых расспросов о раненых и не менее настойчивого ухаживания. Как вести себя с ним, она не знала. Не ладилось у нее и с Лещевским. Ее угнетали и замкнутость хирурга, и его короткие насмешливые реплики.

- Девочка, это не губная помада, это шприц!

К тому же Рите казалось, что он догадывается о ее связи с начальником полиции.

Штурмбаннфюрер Венцель стал часто бывать в квартире Ивашевых. Опускался в старое, продранное кресло и просил Софью Львовну что-нибудь сыграть.