Чем больше размышлял он, тем больше волновался, ощущая, как невидимый огонь охватывает его, как какое-то непонятное чувство овладевает всем его существо!.. Мехман метался среди этих могучих волн чувства, неиссякаемая страсть молодости побеждала его рассудок...
Он вернулся на пристань и, не замечая дороги, ничего не слыша, кроме гула собственного сердца, пошел к дому Шехла-ханум.
Мехман долго еще ходил по переулкам, стараясь обуздать таинственную силу, что вела его сюда, но все же после колебаний и блужданий он очутился в увешанной коврами комнате Шехла-ханум. Хозяйка встретила его очень приветливо, взяла за руку и, показав на стенные часы, с лукавой улыбкой спросила:
- О чем они говорят?
- Вы меня извините, я...
- Нет, не извиняться нужно, а понести наказание.
Зулейха, нарядно одетая, в каком-то необычайно красивом воздушном пестром платье, стояла, отвернувшись от Мехмана, и глядела через окно на улицу. Всем своим видом она показывала, что давно уже стоит здесь, давно поджидает и опечалена, оскорблена его запозданием...
Проворная Шехла-ханум подала чай, расставила на столе вазы с вареньем. Мехман рассеянно поблагодарил, но ни к чему не притронулся. Он чувствовал себя виноватым перед Зулейхой. Лучше бы она рассердилась, отругала его, а она молчит...
Становилось темно.
На улице зажглись фонари, засветились многочисленные окна. Город засиял яркими огнями.
Шехла-ханум сказала:
- Вы думаете, у меня других забот нет, как примирять обиженных? Я перехожу к делу - сестра принесла нам два билета в парк. Я хотела сама идти с дочерью, но потом увидела, что не подхожу к этой барышне-аристократке. И решила, что лучше вам пойти с ней, Мехман. Зулейха очень обрадовалась, но ты, Мехман, пришел с таким опозданием...
- Я был занят, я не мог... - сказал Мехман, не зная, как загладить свою вину. В замешательстве водя носком ботинка по узору ковра, он смущенно объяснил: - Откровенно говоря, я пришел только потому, что вы меня позвали, Шехла-ханум... Я решил зайти... чтобы поговорить открыто... чтобы все стало ясно...
Но Шехла-ханум не дала ему договорить:
- Как вы можете говорить открыто и ясно, когда еще даже не помирились? - Она взяла за руку Зулейху и Мехмана, полушутя, полусерьезно подвела их к двери и вытолкала на лестничную площадку.
- Я не судья вам. Ступайте, сами решите...
Волей-неволей спустились они вниз, вышли на улицу и подошли к трамвайной остановке. Пропустив несколько трамваев, они сели в сравнительно свободный вагон. Мехман рад был, что можно молчать. Так же молча вышли возле парка. Зулейха предъявила билеты, они вошли в узорчатые ворота и пошли по аллее, не произнеся ни слова.
Парк был полон музыки, звонкого смеха, шума голосов. На площадке крутилась карусель, плавно взлетали качели. Под тенистыми деревьями за столиками сидели люди, ели мороженое, пили лимонад.
От музыки, смеха, всего этого круговорота Мехмаяу становилось еще грустнее.
Как обиделась на него Зулейха! Как печальна она, как молчалива! С каждой минутой Мехман сильнее жалел ее, хотел успокоить, утешить. Девушка нервно теребила кромку платочка. И у Мехмана в груди поднималось какое-то теплое чувство, радовавшее и пугавшее его одновременно.
Под тенистыми кустами можжевельника стояла деревянная скамья на гнутых железных ножках. Они сели.
Молчание становилось все более тяжелым, более мучительным.
Вдруг Зулейха глухо заплакала:
- Я не могу так больше жить... я ужасно устала... Лучше мне умереть...
Мехман прижал голову Зулейхи к своей груди. Его дрожащие губы коснулись надушенных, благоухающих волос девушки.
Блуждая губами в этих тонких, как паутина, шелковистых волосах, он прошептал строку из Физули:
- Сердцем ответить страдающему сердцу...
10
Отпуск, предоставленный выпускникам юридического факультета, окончился, и в назначенный день все они снова собрались вместе. Вчерашние студенты получали направления на работу в районные и республиканские учреждения. По одному входили они в кабинет, где заседала комиссия. И выходили оттуда взволнованные, кто со счастливым, кто с задумчивым, а кто и с недовольным выражением лица.
Дошла очередь и до Мехмана. Он вошел. Прокурор республики, председатель комиссии, попросил его сесть.
- Профессор Меликзаде много говорил о вас, - сказал он, просматривая список. - Комиссия не возражает против его предложения об оставлении вас при кафедре для научной и преподавательской работы.
Читать дальше