- В чем дело?
- Виновен тот, кто попустительствует крамольникам. Стало быть, вы.
- А может, вы?
- Моя совесть чиста. Я верный солдат...
- Ах, полноте! Мы тоже не ворон считаем.
Капитан подозрительно уставился на полковника и изрек:
- Этот ропот - следствие вашего либеральничанья!
- Ну нет! - вскипел полковник.- Сие чрезвычайное положение - итог вашего самоуправства! И рукоприкладства! Кудейкин подступил к Сергею Александровичу.
- Я не стану расшаркиваться перед преступниками, рассыпаться в любезностях перед врагами!
- Вы нанесли им оскорбление!
- Это смотря кому...
- Всему здешнему народу! - полковник показал рукой на каземат.- Слышите?
- Я бы вообще не стал церемониться с ними. К стенке их - и точка!
- Вы в своем уме? Такая расправа была бы неслыханным... прегрешением перед императором! Да что бы тогда мы выгадали?
- Успокоили бы этих разбойников навсегда.- Глаза казачьего офицера налились кровью.- Тогда,- взревел он,- тогда и другие зарубили бы себе на носу, что никаким разбойникам спуску и пощады не будет!
Сергей Александрович пытался говорить как можно спокойнее:
- Тогда мы уничтожили бы сотню врагов, а нажили бы тысячи и тысячи - весь Кавказ.
- У страха глаза велики!
- Поймите - полковник пытался утихомирить зарвавшегося выскочку.- Поймите же, что никоим образом нельзя узников без суда и следствия ссылать в Сибирь, лишать жизни!
- А если происходит мятеж в каземате,- распалялся Николай Николаевич, чувствуя уступчивую терпеливость начальника уезда,- если песни разбойницы превращают чуть ли не в знамя ?
- Осознаете ли вы, любезный,- процедил полковник,- всю пагубность оскорбительного обращения с этой узницей, чье имя переходит из уст 6 уста - на всем Кавказе?
- Во всем виноват ваш славный начальник тюрьмы. Он боится Наби! Потому и виляет хвостом перед арестантами! Да, да! За свою шкуру дрожит...
- Ну, я-то за свою голову не боюсь.
- Тогда чего же вы опасаетесь, при таком превосходстве в силах?
Препирательство длилось долго с переменным успехом сторон - один наскакивал, стращал, другой -г отбивался, урезонивал, вразумлял, так они и оставались за закрытыми дверьми, отложив обход бурлящего каземата. Оба покинули кабинет во флигеле с недовольной миной, и так, нахохлившись, не глядя друг на друга, уселись бок-о-бок в фаэтоне и покатили обратно в канцелярию. По настоянию капитана после краткого совещания, было решено затребовать отправки в Гёрус дополнительного подкрепления для пресечения беспорядков.
Глава тринадцатая
Гачаг Хаджар ощутила единодушную поддержку узников, не страшащихся никаких кар, слышала, как они ополчились против ее обидчика, против власти. И никто не брал в расчет тяжелые последствия, не думал о собственной участи, о родне, о женах и детях, о невестах, с тоской ждавших их, о старых родителях... Возможно, будь люди в одиночестве, каждый сам по себе, иной бы пораскинул умом, да и помалкивал. Но в такой тяжкий час никто из узников не дрогнул. Каждый выдержал испытание мужества. Понимали: не дай они отпора за первую обиду Хаджар, стерпи ее, завтра будет еще ужаснее, завтра может последовать посягательство, на честь Хаджар, и эта беда покроет их всех в глазах народа смертным позором!
Как ни разнились беды узников, заточенных в каземате, а в сущности одна беда привела их сюда. Большинство из них поплатились за то, что не склонились перед городским кнутом, не смирились с произволом властей. И было немало тех, кто пострадал за сочувствие и помощь гачагам: "Ты носил гачагам хлеб. Ты их укрывал в доме... Ты умаслил охрану самогоном, чтобы притащить к отряду патроны... Ты помог улизнуть задворками... Ты их славословишь в песнях, сказы сказываешь, на сазе бренчишь..." Хватали всех, и правых и виноватых, долго ли следователю состряпать и пришить дело, лжесвидетелей хоть пруд пруди. Среди этой мрази - и господские прислужники, и всякие лизоблюды... Немало было таких доносчиков и в среде беков, старост, есаулов, Осужденные всеми правдами и неправдами, обвиненные всякими уловками имперской фемиды в смертных грехах,эти горемыки, конечно же, неизбежно должны были присоединиться к ропоту в каземате! Изболелась душа, исстрадалась - хоть в неволе, а надо же постоять за себя, дать выход накипевшему, поднять свой голос песней о Наби и Хаджар!
Узников такого рода было ничуть не меньше в каземате, чем осужденных по другим поводам и статьям. И освободи их сейчас, дай им волю, несомненно, добрая половина узников, хоть безоружные, вновь немедля подались бы в горы и влились бы в отряд Наби, и не отставали бы в бою, в схватках с врагом, с властями, ни от какого удальца.
Читать дальше