Василий Немирович-Данченко: Первые впечатления

Амед то и дело расспрашивал, как проехать ко дворцу наместника.

Ему показывали, с удивлением глядя на молодого елисуйца, который таким красавцем казался на чудесном скакуне. Лошадь, вовсе, не устала, точно и не было этих шестидесяти вёрст, которые она проехала сегодня. Только с отделанной серебром уздечки падала пена, да из-под седла тёмными пятнами сочился пот.

Какой-то офицер попался ему, — Амед и к нему обратился с тем же вопросом.

Тот удивлённо посмотрел на горца.

— А вам зачем наместник?

— Я послан к нему.

— Можно спросить, — кем?

— Комендантом Самурского укрепления.

— Брызгаловым! — воскликнул тот.

— Да.

— Вы сами оттуда? Вы были среди этих молодцов-мучеников? Впрочем, что же я вас спрашиваю… У вас солдатский Георгий на груди… И верно Брызгалов вас послал как одного из самых храбрых?.. Да?

Амед покраснел.

— Как мы вам здесь завидовали!..

— Чему?.. Нам было плохо… От майора до простого солдата.

— Какого майора?

— Брызгалова…

— Ну, он теперь уже не майор! Его Государь по докладу светлейшего произвёл через чин. У вас этого не знают?

— Нет.

— Постойте… А вы… не Амед, сын Курбана-Аги елисуйского?

— Я самый.

— Ну, поздравляю вас! Вы уже произведены в офицеры, за отличие… Наместник сделал это вследствие донесений дербентского коменданта. А тот получал сведения от лазутчиков. Сегодня вечером, когда вас главнокомандующий отпустит, — мы вспрыснем ваши эполеты… Я — князь Гагарин и состою при наместнике. Мы у него, верно, встретимся.

— Вы знаете ли, — продолжал он, немного погодя, — ведь, мы все здесь Богу молились за защитников Самурского укрепления. И сердце болело, — и завидно было… Кажется, будь крылья, перемахнули бы к вам!.. Ну, до свидания.

И молодой красавец крепко пожал руку Амеду.

Он пришпорил коня и понёсся по указанному ему направлению.

Когда Амед переехал на ту сторону, над Тифлисом уж горел яркий месяц. Лунный блеск словно дымился над развалинами крепости. На его серебристом фоне ещё величавее казались остатки древних башен.

Что может сравниться с чудною, почти фантастическою картиною Тифлиса лунною ночью! Вы видите тёмную глубь котловины, сверкающую тысячами огоньков. Все скаты гор кругом усеяны этими же огоньками. Они везде — и вверху на горах, и внизу, только тёмная полоса Куры чёрною лентою выделяется из этого моря огня. Да и по её окраинам отражения их дрожат в струях, то медлительной и ленивой, то неудержимо стремящейся вперёд реки… Шум замер. Но вот из тишины вырываются громкие звуки зурны. Закутивший грузин шатается от одного духана к другому. Лихо закинуты назад рукава его чухи, заломлена на самой темя барашковая шапка. Руки заложил он за пояс из золотого позумента с серебряными под чернью бляхами. Он, шатаясь, поёт себе весёлую, бесшабашную песню. Сами зурначи тоже под хмельком. Каждый тянет своё, мало думая об общей гармонии. Выбивают плясовую дробь парные барабанчики — «тибли-бито ногара». Совсем не в такт им слышится грустная, молящая о чём-то мелодия «джианури» — род трёхструнной гитары, визгливо заливаются на всю улицу «дудуки» — дудки, и глухо вторит им барабан — «талабанда», по которому и сверху, и снизу дубасит полупьяный музыкант. Зурна кажется особенно полною, если в ней участвуют «чангури» — род балалайки, на которой играют роговым когтем.

Когда Амед спустился в суматоху город, ему казалось, что он попал в сказочный мир, где в бесчисленных лавках горели тысячи фонарей и свеч, и толпа шумела кругом вовсю.

— Где дворец наместника? — остановил он какого-то солдата.

— Налево будет.

Только что отстроенное здание казалось грузинам того времени чудом архитектуры. В окнах было светло, оттуда слышалась сюда военная музыка. В воротах стояли часовые.

— Кого вам? — остановил его дежурный адъютант, когда, покинув коня во дворе наместничьего дворца, он вошёл в первую приёмную.

— Князя Воронцова.

Тот улыбнулся и смерил его с ног до головы, так что Амед растерялся и покраснел.

— А зачем вам надо наместника?

И он загородил ему вход в те комнаты, хотя Амед и не порывался туда.

— Об этом я сам доложу его светлости… Скажите, что я приехал с донесением от полковника Брызгалова, коменданта Самурского укрепления.

Тон и лицо адъютанта мгновенно изменились.

— Простите, голубчик… Я не знал… — и он горячо схватил и пожал руку Амеду. — А вас как звать?

— Амед Курбан-Ага елисуйский…

— О, Господи! Поцелуемся, молодчинище… Извините, что я вас так… Как обрадуется Михаил Семёнович!..