Летом 1977 года мои графоманские опыты продолжились. В июне меня угораздило сходить на фильм французского режиссера Филиппа де Брока "Картуш" с Жаном-Полем Бельмондо в главной роли и с этого момента у меня появилось желание написать роман из серии "плаща и шпаги". Свое новое произведение я назвал "Бесстрашный Банно" и предварил его следующим эпиграфом: "Все герои этой повести и события, происходящие в ней, вымышлены, хотя, может быть, и существовал такой человек, как Банно де Трауль, близкий друг знаменитого Луи-Доминика Бургиньона по прозвищу Картуш, который кончил жизнь в 1771 году на Гревской площади в Париже. Пережив своего друга, Банно де Трауль еще много лет странствовал по родной Франции, удивляя людей своим мужеством и ловкостью".
По мере моего взросления менялись и темы моих следующих книг. Интерес к историческим романам у меня иссяк и я увлекся современной тематикой. В итоге в 1978 году на свет появился роман из трех (!) книг про моих одноклассников, про ВИА "Осколки радуги", который "лабал" музыку в родной мне школе N325 (кстати, одной из старейших в Москве). Название у книги было почти философское - "И был когда-то день...". Ничего общего с прошлой моей "литературой" она не имела и напоминала нечто среднее между "12 стульями" (моя любимая книга) и "Трое в лодке, не считая собаки". Об этом можно было судить хотя бы по эпиграфу: "Роман в жанре "обхохочешься", не выдвинутый на соискание Государственной премии, Нобелевской премии и даже премии многотиражной газеты "Даешь!" по весьма туманным соображениям".
В мае 1981 года закончилась моя мирная городская жизнь и я был призван в ряды Советской Армии. Полгода тянул лямку в учебке в Переславль-Залесском, затем полтора года служил в ракетных частях в Литве, в лесах под городом Таураге. Там ко мне пришло новое увлечение. В солдатской библиотеке я вдруг обнаружил книги о сталинских репрессиях, изданных в годы "оттепели" (в начале 60-х). До этого я краем уха слышал о Тухачевском, Блюхере, Мейерхольде, зверски замученных в сталинских застенках, а здесь оказались книги, где их трагическая судьба была описана в деталях. Напомню, на дворе стоял 1982 год, апогей "застоя", когда о сталинских репрессиях в официальной прессе вообще не упоминалось. В итоге из армии я вернулся обогащенный серьезными знаниями (привнз с собой целую папку, посвященную "культу личности"). Именно с этой папки и начался мой личный архив, который теперь насчитывает уж не знаю сколько десятков тысяч публикаций по разным сферам жизни (культура, политика, спорт и т. д.). Именно этот материал и стал основой для выхода в свет моих многочисленных "Хроник". Впрочем, не будем забегать вперед.
Параллельно увлечению историей (на этой почве я даже после армии поступлю на исторический факультет МОПИ), я продолжил свои литературные (или графоманские) опыты. Только теперь я решил уйти от эпических жанров и увлекся малыми формами, в частности - стихами. В армии их было написано мною около трех десятков. Темы были совершенно разные: о войне, о современности, даже пара-тройка политических. Но больше всего я любил писать юморные стишки, под любимого мною Владимира Высоцкого. В качестве примера приведу одно из таких, родившееся из под моего пера за два с половиной месяца до "дембеля" - 4 марта 1983 года. Название у него длинное: "Письмо крестьянина Ивана Запашного в Комитет советских женщин Валентине Терешковой".
Дорогая Валентина! Я пишу тебе письмо,
чтобы с тяжбой моей было все разрешено.
Я хотя мужик отменный и широк в плечах,
но беда пришла и ноне силы нет в руках.
Я буквально весь извелся, мне ни встать, ни сесть,
дети малые по лавкам плачут: "Тятя! Есть!"
Я ж от горя к "бормотухе", на работу - нет!
Помоги мне, Валентина, дай скорей ответ.
Время ноныче такое, славные дела,
наши шустрые ракеты - шмыг под облака.
И спортсмены, и поэты, да и прочий люд,
все хотят своей державе как-то подмогнуть.
И в то время как повсюду помощь делом, словом,
тут моя супруга Клавка блудит с Харитоном!
Валентина! Не брешу я! Не хочу я зла!
Я вчерась их обнаружил на задах двора.
Шел я мимо, слышу в сене переброс словами,
глядь, а он ее, бесстыдник, лапает руками.
Платье рядышком лежит, вот божуся вам,
лишь исподнее на ней прикрывает срам.
Харитон змеей обвил выступы ее,
а она сопит под ним и вторит: "Яще!"
Валентина, я не знаю, как бы вел себя,
муж ваш, если бы застал вас посередь двора,
и не просто нагишом, а в блудливой позе...
Читать дальше