Семен Резник - Выбранные места из переписки с друзьями (Часть 1)

______________ * К сожалению, не могу вспомнить, о чьих стихах здесь упомянуто.

Но оставим евреев, я уже показал, что не в них только дело. Загляните в любого честного русского писателя конца прошлого - начала этого века. Не в Гоголя или Пушкина, которые никогда не интересовались евреями, ничего не знали об их внутренней жизни и перенесли в свои произведения пошлые стереотипы, не украсившие их творений. Загляните, я говорю, в писателей, живших тогда, когда так называемый еврейский вопрос со всей остротой обнажился в России - от Владимира Соловьева до Короленко. У всех Вы найдете один и тот же мотив: они не только протестуют против антисемитизма, но и подчеркивают, что делают это не ради евреев, а ради русского народа, ибо распространение в нем антисемитских настроений пагубно для него, ведет к его нравственному одичанию. Вот пророчество, которого Ваш герой не желает слышать.

А надо бы.

Неуважение к праву, к человеческому достоинству (еще в 20-м веке в России практиковались узаконенные телесные наказания), неуважение к человеческой жизни (вспомните статью Короленко о смертных казнях, над которой плакал Толстой),* ритуальные наветы и разгул черносотенных еврейских погромов - вот что было прелюдией и породило в известной мере ужасы гражданской войны, чрезвычайки и ГУЛАГа. Если Вы не хотите повторения всего этого, а я верю, что Вы этого не хотите, то Вы должны понять, что ни православие, ни антисемитизм, ни уличение "либеральной интеллигенции" в том, будто ей только и нужно побольше икры да масла, а лишь гарантия человеческих прав, а вместе с этой гарантией - уважение к личности каждого человека, вот та первейшая насущная "икра" (да не икра, а краюха хлеба), которая необходима России. В Вашем романе появляется один персонаж, который вроде бы это понимает, но высказаться Вы ему не даете, вернее, оглупляете его высказывания, дабы Льву Ильичу легче было расправиться с ним, как и со всеми несогласными признать его "богоносность".

______________ * Статья В.Г. Короленко "Бытовое явление" была впервые опубликована в 1910 году в журнале "Русское богатство".

Подумайте, что ждет многострадальную Россию, если однажды в ней - чем черт не шутит! - восторжествует такое вот православие. Не Вашего ли Льва Ильича отец Кирилл (он, вероятно, достигнет высокого сана) поставит во главе новой чрезвычайки, с тем, чтобы потом, лет через шестьдесят, какой-нибудь кающийся еврей, обретя новую веру (ну, скажем, баптистскую), заявил, что все ужасы православного правления происходят от еврейских фамилий, которыми пестрят списки иерархов церкви.

И еще одно хочу я Вам сказать в заключение. Как ни силится Ваш герой откреститься от всего еврейского, ему это не удается. Весь склад его личности, весь его темперамент, та страсть и прямолинейность, с какими он проповедует свой дурно пахнущий русский патриотизм, все это носит на себе неизгладимую печать еврейского характера (хотя и в крайне уродливом его проявлении). Это православным можно стать или не стать, как можно стать или не стать коммунистом, баптистом, мусульманином... Национальность человек не выбирает и не формирует, как мировоззрение, - он ее получает при рождении. Сколь ни мала в нас, советских евреях, в силу известных обстоятельств, доля еврейского, она все-таки больше, чем мы сами подозреваем; оставаться евреями мы обречены независимо от того, хотим мы этого или нет; и если в ком-то появляется стремление выпрыгнуть из своего еврейства, оно может привести лишь к тому результату, к какому и приходит Ваш герой: он остается евреем, только с непоправимо изуродованным сознанием, погибающим от собственной закомплексованности, обреченным не жить, а ежечасно и ежеминутно доказывать, что он живет. В этом, может быть, самая важная особенность Вашего романа: помимо Вашего желания Вы показали путь не спасения Израиля, а, напротив, путь его умственной и нравственной деградации, путь, ведущий к маразму и самоуничтожению.

С уважением

Семен Резник

сюжет второй

Дмитрий Анатольевич Жуков, весьма плодовитый и не лишенный способностей литератор, был высоким стройным брюнетом с аккуратными усиками, приятной улыбкой и темным прошлым. В "долитературный" период своей биографии он ряд лет провел в Югославии, где кроме официальной должности занимал какую-то неофициальную, но проштрафился, был возвращен в СССР и отчислен из органов. Говорили, что в подпитии Дмитрий Анатольевич любил рассказывать о былых подвигах и, расчувствовавшись, извлекал из шкафа и ностальгически оглаживал бережно хранимый мундир с голубыми майорскими погонами. Но сам я этому свидетелем не был, так как никогда с ним не пил и дома у него не бывал.