Михаил Погодин: Как аукнется, так и откликнется

— Благодарю за советы, приятель! Но почему принимаете вы в ней такое участие? — спросил князь, улыбаясь.

— Я любил ее страстно, хотел жениться на ней, думал, что и она чувствовала ко мне привязанность…

— А теперь?

— Что тебе до теперь? Я раскрываю дело, сколько нужно знать тебе, сколько оно касается до тебя лично. Прибавлю еще: я говорю как товарищ, который тер с тобою одну лямку, как честный человек: Софья не годится тебе. — Наконец предупреждаю тебя, что с отчаяния, может быть, решусь и на…

— Ты хочешь грозить мне?

— Нет, я не грожу, потому что это было бы бесполезно…

Довольный князь замолчал.

— Ведь ты не любишь ее. Это, видно, только шалость. Для друга — перестань шалить, — сказал наконец Пронский, прочитав на лице его решение для себя благоприятное.

— Дал ли ты Софье повод иметь на тебя какие-нибудь виды?

— Никогда, кроме обыкновенных вежливостей, она не слыхала от меня ничего.

— Следовательно, тебе не мудрено расстаться с нею и вывести ее из заблуждения. Завтра ты будешь у Софьи. Я приеду также и заведу разговор о петербургских твоих связях или о чем-нибудь подобном и дам тебе случай развить твои мысли об этом предмете самым ясным и вместе самым учтивым образом. Понимаешь ли?

— Так и быть. Бог с тобою. Владей, владей красавицей — но послушай, братец, ты должен уступить мне непременно этого пуделя.

— Изволь — хоть двух.

Друзья распили бутылку шампанского. Как сказано, так и сделано. На другой же день Софья с досадою узнала, что князь Г. вовсе не думал о браке с нею. Она обошлась с ним ласковее обыкновенного, чтоб занавесить досаду на неудавшиеся планы, и между тем обходилась ласково, и даже нежно, с Пронским. Так было в продолжение следующего времени. Казалось бы, что здесь должно быть концу, что Пронский станет ковать железо, пока оно горячо. Кстати ли? Вдруг его стало не видно. — Говорили, что он уехал в какую-то деревню.

Наконец, чрез несколько дней он является снова. Софья принимает его с заметным удовольствием.

— Где скрывались вы так долго? Я спрашивала об вас у всех знакомых.

— Мне должно было посетить одного моего несчастного друга. Но я вознагражден за свою жертву и с вашей стороны. Я вижу теперь, что вы заметили мое отсутствие.

— Как вы злы! Разве подала я вам повод сомневаться в этом? Но оставим это. — И начали говорить о другом.

Недели через две, в продолжение коих Пронский был томен, глядел всегда на Софью почти официально, хотя и робко, и проч. и проч., разговор как-то вследствие искусных его оборотов обратился опять на его отсутствие.

— Могу ли я, — спросила Софья, — не нарушая скромности знать о несчастии вашего друга?

Пронский того и ждал.

— Он несчастлив, сколько человек может быть несчастлив, а это уже очень много. — Короче, он влюблен без памяти и без надежды.

— Бедненький! я сожалею об нем, но скажите мне: он открывался в своей любви и получил отказ?

— Нет. Он боится и говорить об ней.

— Так почему же он не имеет надежды?

— Из всех действий своей прелестницы заключает он, что она к нему равнодушна.

— Долго ли он вздыхает по ней и при ней?

— Судя по его страсти, он, кажется, родился с нею: узнал же ее слишком два года — нет — виноват — полтора года.

Дело приближается к концу, замечают читатели. — Неправда!

— Так позвольте же мне вступиться за честь моего пола, — сказала Софья с лукавою улыбкою. — Верно, вашему другу недостает проницательности. Верно, он смотрит и не видит: никакая женщина не может быть столько жестокою, никакая не будет держать около себя так долго человека, к которому не чувствует привязанности

— Вы так думаете… Вы очень добры… Что ж бы вы присоветовали моему другу? — спросил Пронский с видом больше чем участия.

— Я советовала бы ему принять меры решительные и просить у нее руки.

— Вы советуете? — спросил он с восторгом.

— Да, да.

— Этот несчастливец — вы видите его пред собою. Это я.

— И неужели эта жестокая красавица — я! — сказала Софья, наклонясь умильно головою.

— Не вы, не вы, — воскликнул Пронский, захохотав изо всей силы.

Злодей!

Представьте себе положение Софьи. Она остолбенела, не верила глазам, ушам своим. — Напрасно Пронский начал тотчас после говорить ей что-то… она ничего не слыхала и упала в обморок, настоящий.

Испуганный, бросился он тотчас за горничною. Начали оттирать Софью, обливать водою, духами, спиртом. — Наконец она очнулась и стала озираться мутными глазами. Пронский выслал служанку под каким-то предлогом и упал к ногам Софьи.