Георгий Северцев-Полилов - Царский духовник

Задумался Сильвестр, задача предстояла ему не малая, с самим царем поспорить, против его воли пойти.

— Подумаю, владыко, помолюсь Творцу небесному, Он вразумит меня… — спокойно ответил священник.

В голове его зароились планы.

— Да благословит тебя Вседержитель на все доброе, дабы пользу нашему властителю принести. А надумаешь когда что, откройся мне…

— Без твоей воли и благословенья, владыка, не посмею к такому великому делу приступить, все наперед тебе поведаю.

— Думай скорее, время терять не должно!

3 июня упал колокол со звонницы, а 21-го в ночь в Москве забушевал новый пожар, какого по величине и силе еще до сих пор не было.

Загорелась церковь Воздвиженья Честного Животворящего Креста, что на Арбате, во время сильной бури.

Как огненное море, разлился огонь по несчастному городу, река его направилась на запад, все уничтожая, испепеляя бесследно.

Гибли от огненной стихии храмы Божий, терема бояр, дома купцов и простого люда, чернели под жадным дыханием пламени густые сады… гибли даже люди, потерявшие от отчаяния голову при этом страшном зрелище. Буря не прекращалась, густые тучи черного дыма застилали воздух… дышать было нечем…

— Божий гнев на нас ниспослан! — повторяли робкие москвичи. — За беззаконие нашего царя! Молитесь, братие!

— Поджог тут, ясно! — угрюмо повторяла чернь. — Царских дядей Глинских это дело, не наши они, чужаки, с Литвы пришлые, московский люд обездолить им на руку!

Волна огня донеслась до Семчинского сельца, тут препону в Москве-реке встретила и отхлынула в другую сторону. Огонь понесся на Кремль. Буря не укрощалась: все сильнее раздувала она пламя, завывала как дикий зверь, злобно перекидывала огонь с одного строения на другое, превращая их в обгорелые обломки, в пепел…

Первым вспыхнул Успенский собор и затеплился, точно «свеча воска ярого».

Вслед за ним огонь перебросило на царские терема, загорелись на них крыши…

Стрельцы, хоромная челядь бросились их отстаивать.

Тщетны были их усилия: бороться с огнем было трудно, одолевал он их. Загорелся Казенный двор, нужно было спасать от расхищения государеву казну. На Кремлевской площади стояла невыразимая сумятица, люди растерялись, не знали, что спасать, тащили ненужные вещи, хлам, оставляли на жертву огню драгоценное!..

Пришла очередь заняться огнем и Благовещенскому собору. Священники суетились, спасая иконы, драгоценные сосуды, одеяния. Носили куда попало, не знали, где прятать.

Сгорела дотла Оружейная палата вместе с многочисленным оружием, не уцелела и постельная, огонь пожрал ее вместе с казной.

— Двор митрополичий охватило полымем! — раздались крики служек, суетившихся и бегавших, точно муравьи на разрушенном муравейнике.

Стрельцам и челяди было не до них, спешили спасать царское достояние.

Самого владыки не было во дворе, с тех пор как занялся Успенский собор, он не выходил из него.

Усердно стоя на коленях, молит престарелый владыка святителей московских, со слезами припадает к их живоносным мощам, прося сохранить святые храмы, избавить царственный град от справедливого Божьего гнева. А огонь, как страшное чудище, охватывает внутренность храма, жадно лижет олифу и краски стен, уничтожает все, что только может, рвется дальше к иконостасу, к иконам святым, хочет и их испепелить…

Темно в соборе от дыма, точно ночь наступила беспросветная, ни зги не видно, а коленопреклоненный владыко не спускает своих, орошенных слезами, старческих очей с лика Пресвятой Девы, изображенной на доске кипарисной митрополитом Петром.

Жаркая молитва срывается с уст старого Макария:

— Внемли, Чистая, осени нас, грешных, своим честным омофором, дай защиту от огня…

— Владыка, огонь все окутал, все занялось кругом, — слышит он, точно в полусне, знакомый голос Сильвестра, — пойдем, еще пробраться кое-как можем, а то будет поздно!

Не внемлет владыка словам священника. Сильвестр властной рукой поднимает митрополита, достает из иконостаса святую икону Богоматери, передает ему, а сам схватывает грузный сверток церковных правил.

— Идем, владыко, пора!

Как малый ребенок, повиновался старик своему спасителю и, держа перед собой святую икону, стал выбираться вместе с Сильвестром из храма.

Пламя, точно завороженное, оставило им свободный проход, и они оба выбрались на городскую стену, откуда вел тайный ход к Москве-реке. Все отверстие было полно дыма, старец не мог пройти через него.