Олег Блоцкий - Телефонный разговор

Олег Блоцкий

Телефонный разговор

Старший лейтенант Андрей Стогов удивленно крутил стриженой головой, точно скворец в клетке, и все повторял: "Не может быть! Телефон междугородний! И прямо домой, в Союз, дозвониться можешь? Фантастика! Не верю!"

Друзья, посмеиваясь, хлопали ошалевшего Стогова по спине: "Верно, Андрюха! Сами звонили! Есть в Хайратоне такое место. Заказывай переговоры, плати, подожди, пока соединят, и говори хоть до потери сознания".

Старлей недоверчиво косился на ребят - не разыгрывают ли? Но те сидели полупьяные и уставшие, разливали настоящую русскую водку, изготовленную в Союзе, а не в Пакистане, по стаканам, закусывали жареной картошкой и радовались тому, что живыми-здоровыми вернулись в часть.

Буквально несколько часов назад их армейскую колонну, возвращавшуюся с советско - афганской границы, колошматили душки под Аминовкой. Сожгли два бензовоза, врубив по цистернам из гранатометов. Водители сгорели заживо. Убили еще троих солдат. Короче, мясорубка была серьезная.

Ребята выпарились в бане и, краснолицые, сидели теперь за столом, но тиски боя до конца их так еще и не отпустили.

"Им сейчас не до шуток",- подумал Андрей и окончательно уверовал в то, что волшебный телефон существует.

Именно с той самой минуты появилась у старшего лейтенанта мечта позвонить домой, услышать такие родные и любимые голоса жены и дочки.

Что бы ни делал теперь Стогов, мысль эта в мозгу сидела прочно, точно кувалдой, какой траки на гусеницах ремонтируют, вбитая.

Десятый месяц в Афгане Андрей. Десятый месяц крутится как белка в колесе командир мотострелковой роты гвардии старший лейтенант Стогов.

Парван и Вардак, Нангархар и Кандагар, Кундуз и Кунар - в каких только провинциях он ни был, где только ни воевал его полк! А вместе с ним и рота Стогова.

За это время похудел Андрей, стал тощим и жилистым, как когда-то в детстве. Характером вновь помрачнел, и нервы были уже ни к черту. Обветрилось и шелушилось лицо, форма выгорела и белой стала, как у красноармейца Сухова из фильма "Белое солнце пустыни".

В редкие свободные минуты наваливалась на Стогова тоска, липкая и черная, как афганская ночь, душила его и мяла, подавляя волю и приводя в смятение рассудок. В такие моменты с ненавистью смотрел Андрей на опостылевшие горы, которые кольцом охватывали долину, и белыми, острыми вершинами царапали бесцветное небо. И тогда не мог поверить Стогов, что была у него когда-то другая жизнь - довоенная и с семьей, не мог представить, что вернется он в нее вновь.

Изредка приходили письма от жены. Почерк торопящийся, размашистый - и все больше о дочурке: ходит, говорит, смеется. О делах домашних совсем коротко: деньги получила, передачку - тоже. Платье впору пришлось. Да, не забудь про сапожки на каблуке и дубленку - приталенную и с широким воротником из ламы. Размеры я тебе посылала. Но на всякий случай пишу еще раз. Дочка только о тебе и говорит...

От писем таких совсем муторно становилось ротному - так тянуло домой. Но Стогов крепился, молчал и лишь по ночам скрипел зубами во сне или же, хрипя, задыхаясь и матерясь, повторял команды из прошедшего боя. Его будили товарищи. Старлей доставал трясущимися руками сигарету и курил, постепенно успокаиваясь.

Но через несколько дней вновь перед глазами вставали жена с дочуркой. И отогнать такие видения было очень непросто.

Захотелось Стогову позвонить домой, и совсем голову потерял от этого. Даже во снах все чаще видел он, как разговаривает с женой. Сны были такими волнующими, чистыми и живыми, что старлей от этого просыпался и долго лежал во тьме, закинув руки за голову. А над кроватью фотография, откуда, улыбаясь, смотрит жена, обнимая насупившуюся дочурку, сидящую на ее коленях.

Легендарная Советская Армии, чьей частью являлся старший лейтенант и без которой он себя просто не мыслил, да семья - вот и все, что было в недолгой и тяжелой жизни бывшего детдомовца Андрея Константиновича Стогова. Он и фамилию носил такую лишь потому, что был найден младенцем крестьянами в нише, устроенной кем-то на колхозном поле в стогу сена.

Много сил отдал ротный, чтобы попасть в колонну на Хайратон. К кому он только ни ходил, кого ни упрашивал, с кем только ни разговаривал. И добился-таки своего - он в колонне.

Темно-зеленой гусеницей-многоножкой из десятков бронированных и крытых брезентом машин вытянулась колонна перед дорожно-контрольным пунктом. Поднимается шлагбаум - лопасть вертолета, выкрашенная черно-белой краской, и машины, окутываясь едким сизым дымом, ревя от нетерпения, бросаются вперед. Извиваясь, разрывается гусеница на множество мелких частей.