- Почему ты избегаешь меня? Разве я не мужчина, а ты не женщина?
Она посмотрела на меня с отвращением и внезапно вскрикнула, точно от боли.
- Как ты противен мне! - закричала она, и хотела бежать. Но я не пустил ег. Не считаясь с обидой, я продолжал настаивать на свогм и потянулся к ней губами, как пестик тянется к тычинке.
- Ты сатана!.. Дьявол!.. Чорт!.. - закричала она с такой силой, что на улице стал собираться народ.
- Чорт, чорт, чорт!., - кричала она со страхом в голосе, содрогаясь и вырываясь из моих рук, как будто я на самом деле был чортом. И вырвавшись, она всг ещг продолжала кричать:
- Как ты мне противен, гадок, тошен, вместе с твоим диаматом!
Он так живо передавал отчаяние этой незнакомой мне женщины, что я увидел ег перед собой, услышал ег голос, в котором было страшное по своей глубине разочарование, боль оскорбленной мечты и крик опустошенного сердца.
Все насторожились. Но в это время парторг заговорил о другом - его пугал рассвет, напомнивший о жарком солнце и знойном дне. Он как будто боялся не солнца, а солнечного света; это был тот, кто "возлюбил тьму". На его, всегда равнодушном, лице можно было увидеть выражение страха, когда он молча показывал рукой на восток, где уже занимался костер. {57}
Небо пылало. Но я не видел неба. Передо мной всг еще дрожали губы женщины, и где-то рядом жила ег больная оскорбленная душа. Стараясь не показать волнения, я осторожно спросил нахала:
- Чем же всг это кончилось?
- Ничем... - ответил он небрежно, а потом прибавил:
- Я поместил красавицу в камеру предварительного заключения особого отдела НКВД. {58}
Летуны
I
Город стоял на реке, мелководной и совсем ничтожной, но небольшие баржи, давно состарившиеся, с полинявшей краской, с худыми окривевшими мачтами ходили вдоль и поперек реки, перевозя пассажиров за двадцать копеек. Задолго до рассвета у пароходной кассы собиралась большая толпа рабочих, большей частью женщин и подростков, заменивших теперь на всех работах мужчин. Они были одеты в мужские рабочие блузы и штаны, ругались и сквернословили по-мужскому, ходили развязной походкой, сплевывали сквозь зубы и сморкались в кулак, так что трудно было признать в них девушек, женщин, матерей.
Всех клонило еще ко сну и чтобы развлечься женщины перебрасывались от скуки плохими словами. Иногда слышался в ответ невеселый смех и грязная шутка, которая никого не смущала. Старухи были невоздержанней молодых, задевали друг друга сплетней, порочили молодых правдой и неправдой, и насладившись чужим срамом, унимались. Но не надолго. В разных местах пристани загорались, как костры, горячие, непримиримые {59} споры, которые не всегда удавалось затушить мирным путем. Но вот к берегу подходит баржа, и мелкие споры затихают сами собой. Смешавшись в одну черную, крикливую и безобразную толпу, в которой не видно уже отдельного человека, все бросаются к деревянному помосту, тесня и не узнавая друг друга. Все спешат, всеми руководит одна лишь мысль - не отстать от смены, не опоздать, точно в этом заключается вся судьба человека.
Тем временем, тяжелая от лишнего груза баржа с трудом отходит от опустевшего и безлюдного берега. На воде пассажиры успокаиваются и затихают. Река казалась черной от ночного неба, и звезд в ней не было видно. На палубе стоял тот смутный полумрак, когда люди кажутся тенями, бестелесными душами усопших. Голосов не слышно, и вода безшумно и мягко облизывает бока баржи, сворачиваясь и замирая у руля.
Скоро баржа подошла к берегу, вдоль которого лежал заводской поселок, и прозябшие пассажиры покорно и не торопясь стали сходить на землю, направляясь к заводским воротам, как к неизбежному злу.
II
Никем незамеченные мы быстро отделились1 явшая из трех человек, быстро отделилась от от толпы, сойдя на берег. Редакция направила нас на завод произвести облаву для поимки и разоблачения "злостных летунов", срывающих производственные планы. В то время еще не прикрепляли рабочих к предприятиям и по разному оплачивали труд в разных республиках и городах. Люди искали счастье и {60} находили его там, где были лучшие ставки и пайки. Нужда и голод гнали людей в киргизские степи, в туркестанские пески, в таджикские горы, как будто там, в этих степях, песках и горах не было советской власти. Они хотели верить обманчивым иллюзиям, как дети сказкам, что советский восток все еще отличается от советского запада, севера и юга.
1 Типографская ошибка, пропуск текста. - С. В.
Оставляли родные места без сожаления - жалеть было нечего. У каждого на душе лежало много обид, горечи и тяжелых разочарований. Радость была редкой гостьей в рабочей семье. В поисках лучшей оплаты, рабочие "перелетали" с места на место, из города в город, с одного завода на другой, как залетные птицы с ветки на ветку, от чего заводы и фабрики жаловались на "прорыв". Каждому новому рабочему, залетевшему по неведению в наши места, радовалась администрация завода как большой удаче. Такого прилетевшего "летуна" скрывали до поры до времени, пока был он нужен.
Читать дальше