Пантелеймон Романов - Русь (Часть 2)

- Да чего ты ругаешься-то? - сказал Данила.

- Я говорю только правду о тебе, горькую правду, - сказал с горечью Авенир, - а если получаешь ругань, - это уж твоя вина. Если говорить правду о человеке достойном, никакой ругани не будет, а если ругань есть, значит, человек дрянь.

- Понес... - сказал Данила и, отвернувшись, стал, тяжело моргая, смотреть в окно.

- С завтрашнего дня я сам даю направление вашей жизни, - сказал торжественно Авенир, протягивая к сыновьям указательный палец и вставая. - Я вас проучу.

А когда после вечернего чая к нему заехал на своем рыженьком в дрожках Александр Павлович Самарин, чуть не за месяц начавший объезжать друзей, чтобы звать к себе в Петров день на охоту за утками, Авенир прямо встретил его словами:

- Я угнетен. Во мне убита самая моя высшая надежда. Вы знаете меня. Я враг всякого принуждения. Сам не выношу никакой дисциплины и других не снабжаю этой дрянью. Я строил дело на равенстве между собой и своими сыновьями. И предоставлял им полную возможность вырастить в себе самобытный дух и великую личность. Но сами они ни боба. Ни великой личности, ни духа, ни черта!

Александр Павлович, - приехавший сказать, что охота ожидается хорошая и что он достал себе знатную собачонку по имени Франт, - подергивая свои висячие охотничьи усы, помарги-вал, делал внимательное лицо и кивал головой. Но никак не мог выбрать момента сказать, о чем было нужно. Тем более, что Авенир попал на опасную для этого случая тему, которую он мог выдержать в течение двух часов. И было как-то неудобно от великих вопросов духа сразу перей-ти к собачонке, хотя бы и знатной по своим достоинствам.

- Может быть, отложили бы до зимы? Ведь летом, небось, им хочется поболтаться, - заметил нерешительно Александр Павлович с таким видом, с каким неспециалист и ничего не понимающий в этом деле человек решается высказывать свое мнение, основываясь только на снисхождении к человеческой, а в данном случае к юношеской слабости.

- Я им покажу лето! - крикнул Авенир. - Я сделал то, чего ни один отец в мире не делал для них, и, если они этого не оценят, я им прочищу мозги. Вы знаете меня? Я жар юности сохра-нил до сорока лет!

- О, вы молодец, - сказал Александр Павлович, - в прошлом году за утками так гоняли, что нас чуть всех не перестреляли.

- Да! И так во всем. А у них ни боба. И я буду чувствовать свою великую вину перед будущим, если не передам им своего огня.

- Передадите, бог даст, - сказал Александр Павлович. - А что касается уток, то и в нынешнем году не ударим лицом в грязь. Собачонку знатную себе достал.

- Федюкова не нужно бы приглашать, а то он своей мрачностью только тоску нагоняет.

- Пригласил уже... - сказал Александр Павлович с выражением сожаления о невозможно-сти исправить ошибку. - Ну, мы его как-нибудь обезвредим, прибавил он, бодро улыбнув-шись и подмигнув. - Так значит, идет? - Александр Павлович заторопился уезжать и, спрятав в карман свою потухшую трубочку с невыбитой золой, распрощался с хозяином.

Авенир, встав на другой день рано утром, крикнул было своим молодцам, чтобы запрягали ему лошадь - ехать в город.

Но молодцов не оказалось.

- Где же они?

- Ловить рыбу на заре уехали, - отвечала мать.

- Вот чертова порода-то! - сказал Авенир. - Хоть ты им кол на голове теши. Ну, я им пропишу зарю. Как же, ждал, надеялся, что все мое самое высшее отразится в них, как в незапятнанном зеркале. Отразилось!.. Черт бы их побрал. Все лодки их топором изрублю! - крикнул он вдруг на весь дом так, что все притихло, услышав этот небывало грозный окрик главы семейства.

Бранясь и расшвыривая сбрую в сарае, он достал хомут и стал сам запрягать; но когда выехал на деревню, то увидел, что лошадь все почему-то воротит морду влево, пока встретив-шийся мужичок не исправил ему дела. Оказалось, что у лошади голова была прикручена к оглобле поводом. Это Авенир сделал для того, чтобы она стояла во время запряжки, а потом забыл отвязать.

Авенир поехал в город с тем, чтобы закупить пока книг для совместного с сыновьями чтения и инструментов для ручного труда, дабы излишек физической силы у сыновей направить в более правильное русло, чем они ухитрились это сделать сами.

И вот, переходя из магазина в магазин и ругая всех продавцов сапожниками, которые в собственном деле ничего не смыслят, Авенир вдруг столкнулся с кем-то и, подняв голову, онемел, как немеет человек, когда среди дня встречает привидение, и даже поднял вверх руки, как бы защищаясь.

Первая мысль, какая у него мелькнула при этом, была мысль о двойниках.