Святослав Рыбас - Дитюк

Я мальчиков каждую весну убеждаю: земля у нас хуже, сейте по сырому, глубже, чтоб сеялка не прыгала, чтобы зерно снизу влагой питалось.

Однако каждый сев у меня не так, как я хочу. Иной раз все рассчитаешь, а природа возьмет и новую преграду выставит. К разливу реки мы кое-как приспособились: вывезем до половодья на возвышенности технику и семена, а когда Колутон поднимется и натворит островов, нам уж особо нечего суетиться. На лодках только еду подвозим трактористам. Когда крепкий ветер высокую волну гонит, они сами себе готовят - у них газовые печки с баллонами. Но если бы нас одно половодье держало!.. Вот в семидесятом году дожди лили непрестанно. А сеять надо. По три раза в день разбирали сеялки, из дисков грязь выковыривали. Медленно-медленно продвигались, никак нельзя было скоростью брать - худо бы посеяли. Мальчикам без скорости скучно, но надо делать дело на совесть. И вот на таком тяжелом севе мальчики себя показали. Осенью в армию было идти Зимченко, Чухлиеву, Гребенюку, Вахрушеву. Они уже были мастерами.

Потом подходил к матери: "Тетя Наташа, что помочь?" Угля привезу, сена. Как я их забыть могу?

Да, однако это после. В ту весну еще одно испытание нам случилось. На полях у нас солонцы, их затопило, и в самый разгар, когда опоздай на день посеять, на урожай уже не надейся, вот тогда мы утопили в солонце восемь тракторов. Чухлиев сел первый. Его тащить. Второй сел. И так все восемь. На этом остановились - видим, по-иному пора пробовать. Стали бревна к гусеницам цеплять, такую ямину разворотили - до сих пор существует. Понемногу, однако, вызволились. А сроки поджимают, и передохнуть нельзя. Пошел я впереди тракторов, ногой землю прощупываю. Так и досевали.

Но урожай взяли но шестнадцать центнеров! И пятилетку перевыполнили, хоть за нами два пустых года числилось.

Проводил я мальчиков в армию. Снова вспомнил, как сам отсюда уходил служить, и грустно стало мне. Выучились мальчики, выросли. Другие на их место подоспели - Коля Диденко, Рафик Эберли. А мой Гришка уж в пятый класс наладился, гляди и ему скоро в армию... Потом подумал-подумал и решил: все правильно. Мои мальчики весь хлеб вырастили, я гордость чувствую. А время летит! Каждый свой год и хлеборобский, и отцовский помню. Вот они, эти годы, со мной, с вами.

Пока мальчики служили, бригада успела.

Без них мне было туго, на остальных легло больше нагрузки, мне новые люди на замену очень понадобились. Я взял да и принял совсем юных ребят Диму Копку, Володю Сиволапова, Володю Даниленко, внука тех стариков, у которых я жил весной пятьдесят четвертого, и еще других мальчиков. Они еще и школу не закончили, каникулы у них были. Однако все права имели на управление техникой. Кроме того, они работать хотели, они прямо рвались до работы. "Почему? - спрашивал я себя. - Ведь не от нужды?" Потому, что они с настроем целинным. Я ребят учил, и они на лету схватывали науку.

Но вскоре мне предложили стать управляющим отделения, а я не захотел бросать бригаду, будто чуял, что без меня она уже не та будет. Целую неделю я скрывался от директора. Как увижу в поле "Волгу", уйду куда-нибудь, спрячусь, пока Дитрих не уедет. А потом едем однажды по степи на грузовике, - глядь, "Волга" за нами, так он меня и настиг. Назначили управляющим.

У меня под началом стало две бригады, моя и первая. Бригадиров там не больно крепких поставили, один до выпивки был охотник, другой с ребятами никак не мог общего языка найти, - часто ко мне ходили мальчики, чтобы я заступался. Помню, пришли поварята и говорят: "Тяжело с бригадиром". "Отчего?" - спрашиваю. "А он как придет, все хмурится и слова не скажет, не улыбнется". Я ему потом объясняю один на один, что для всех надо хорошее слово найти, от хорошего слова жизнь теплее.

Моя молодежная бригада едва не распалась, покуда я от нее был удален, мальчики хотели идти кто куда. Вот тут-то я решил: хватит. Прошу у секретаря райкома партии Князева: "Николай Трифонович, отдайте мне мою любимую работу!" Он посмеялся: "Другой присосется к должности - не оторвешь, а ты сам отказываешься". И отпустил меня.

Я снова стал на место. Было в пору убирать. Пшеница до восковой спелости поспела, верхние зерна уже твердые. Я по опыту знаю, и тот опыт горький, - не выхватишь зерно в сухие дни, потом только снега и дождя дождешься, они твое поле не пожалеют. И свеклу замерзшую я вспомнил, и другое, подобное. Но Кривошеев, он главным агрономом стал к той поре, не велит косить - пусть спеет. Я еще тверже стою на своем: будем косить, доспеет в валках. Я его привел на одно поле, походили, потрогали колос; уломал я таки агронома с одной стороны здесь начать. Мальчики начали, а я в лабораторию поехал, чтобы зерно на анализ дать. Не готова лаборатория. Я девушкам килограмм шоколада пообещал, они сделали анализ: "Влажность тринадцать процентов". Ну, это хорошо. Даже когда пятнадцать - хорошо. Просушим. Мне еще бы процент клейковины узнать. Отличный, говорят, процент клейковины.