Михаил Садовский: Фитиль для керосинки

-- Выбирай! А потом я тебе покажу, как записать в карточку. Будешь мне помогать, -- сказала она полувопросительно, -- и Венька радостно кивнул головой.

ГЛАВА XXIV. ИТОГИ

Дни мелькали, как страницы раскрытой книги под порывом ветра. Теперь у Веньки была страсть, работа, неодолимая душевная потребность общения с книгами и Полиной, как он называл про себя Поликсену Ефимовну. Она оказалась в деревне белой вороной, и Людмила Ивановна не одобряла Венькиной дружбы. "Доведет она тебя до греха!" -- обычно ворчала она, но запрещать общение не решалась, а совершенно непоследовательно выговаривала сыну: "Гляди вон на товарища -- мозги-то развивать надо -- брал бы тоже книжки у Поликсены -- то!" Но Шурка ленился читать -- ему нравилось другое -- он мог часами лежать на животе и наблюдать жизнь -- жизнь мелких букашек, паучков, мух. Он объяснял Веньке, что для них трава -- это джунгли, и они ведут там трудную, опасную жизнь и борются за существование, и воюют, и так все умно делают, что ему, Шурке, не верится, будто они живут одними только рефлексами. Он считает, что они все, больше или меньше, используют разум, и ему очень хочется это доказать. Венька возражал ему, что стоит лучше почитать, что другие по этому поводу думают и не ломиться в открытую дверь. Но Шурка был упрям и доводам не внимал. Так и не удалось Веньке заманить друга в компанию. Он один приходил к Полине в прохладный домик и принимался за работу. С тех пор, как отца ее, священника соседнего прихода, убили в начале двадцатых, когда активно боролись с церковью, она, еще совсем молодая, решила уйти в монастырь. Пошла бродить по Руси. Но монастыри тоже один за одним закрывались и разрушались. Жить в своей деревне она не хотела, а здесь жила ее тетка по матери. Она остановилась передохнуть от странствий, да так и застряла. Теткины знакомые выхлопотали ей место билиотекаря, пользуясь тем, что сам председатель был книгочеем. В старом поповском доме сделали нечто похожее на клуб и ячейку ликбеза -- Поликсена учила грамоте и собирала библиотеку на основе бывшей поповской. Она перетащила постепенно свои книги из родительского дома, а потом пошла бродить по селам-деревням, собирая книжки, кто что даст. Поэтому получился "перекос" -- очень много духовной литературы. И Поликсена, справедливо опасаясь, что за это может погореть, организовала как бы две библиотеки -- одна для всех, в первой большой комнате со стеллажами, а вторая в той комнатке, где она жила и в которой хранила книги в двух здоровенный дубовых шкафах, занимавших половину площади. Сюда допускались только очень доверенные лица. Об этом и знали всего несколько человек и, на счастье Поликсены, помалкивали. Колхоз платил ей зарплату, на которую не проживешь, и давал подводу дров в зиму. Зарабатывала же Поликсена тем, что потихоньку врачевала. До ближайшего фельдшера было двенадцать километров, а до больницы все двадцать пять. Зимой не добраться по снегу, весной и осенью не одолеть бездорожье, а летом -некогда: надо ухаживать за землей, чтобы хоть как-то дотянуть до следующего урожая. Поликсена ничего не готовила, не сажала огород, а жила тем, что приносили ей те, кого она лечила травами да молитвой. Она умела много. Доставала высушеную траву из банок и кринок, растирала сухие стебли из пучков, висевших в сенях, сама готовила мази и припарки, а больным строго наказывала, как заваривать траву и как пить, а перед тем, как передать в руки, потихоньку быстро ее крестила и шептала молитву, но слов этих никто, видно, кроме Господа, не слыхал.

Она никогда не улыбалась и не шутила. Говорила тихо и не слушала ни возражений, ни доводов. Говорила и все. Веньку тянуло к ней, и он сам не знал, почему, да и не задумывался об этом. После нескольких книг, прочтенных в самом начале знакомства, он был допущен к той, что видел в первый день, когда распаковывал пачку. Это было "Житие". Книга эта настолько потрясла его, что он даже не решался ничего спрашивать, хотя очень многое не понял. Но сила духа загнанного в яму человека казалась ему невероятной. Он сравнивал его с чем-то привычным и знакомым из своей жизни, и тогда в уме и воображении возникали разведчики, молчавшие под пытками фашистов, летчик Маресьев, боец Матросов и погибший полковник -- сын раввина, вышедший один против толпы.

-- Ты чего к Поликсене зачастил-то? -- Спросила как-то Людмила Ивановна. -Гляди, обратит она тебя в иную веру, -- усмехнулась она и, помолчав, добавила,-- Да это я так. Она образованная -- еще при батюшке успела, и зла никому не помнит... Хоть и рядом живут те, кто всю жизнь ее разорил... мать сама потом с горя померла...