Леонид Саксон - Принц Уэльский

Леонид Саксон

Принц Уэльский

Рассказ

На ту пору явился Law...

А. С. Пушкин

Лет пять назад я очутился в Москве без копейки денег. Меня приютил дядя комендант общежития Пролонгированных литературных курсов на улице Садриддина Айни, 4. Правда, когда я ехал к нему под дождем от метро "Беговая" (которое, по странному и смешному контрасту жизни, соседствует с "Полежаевской"), я еще не знал, что они "Пролонгированные". Да и не до того мне было. Лил такой дождь...

Однако про самого Садриддина Айни я, разумеется, слышал. Он зачинал таджикскую советскую - или, не исключено, казахскую советскую, но, по-моему, все-таки таджикскую - литературу. И он ее зачинал вместе с Горьким. Для чего приезжал в Москву. (Я почти уверен, что дело было именно так, а не, допустим, Горький приезжал в Таджикистан.) "Дорогой Садо,- сказал ему Горький,- сядем рядком и поговорим ладком". Этот момент изображен в вестибюле общежития во всю стену первого этажа, левее бюста Ленина, выцветшими от времени водяными красками на штукатурке. Лиц обоих классиков теперь уже не разглядеть - вместо них расплывшиеся коричневые пятна. Видно только, что и Айни, и Горький - оба в тюбетейках и что Алексей Максимович именно на этой фреске как-то особенно худ, высок и сутул.

- Ну и что же мне с тобой делать? Воды-то с тебя сколько, перемать...

- Не знаю, дядя. А только мне теперь больше некуда. Придумай что-нибудь, эта ведьма все новых денег требует! И уже только в долларах... Ну выручи. Ну пожалуйста! На три дня...

- На три дня, на три дня...- пробурчал дядя, шевеля усами и неприязненно глядя на меня. И вдруг взорвался: - Вырастили гуся! Разговаривает-то как, а? Дипломат ...ый! А через три дня родной дядя тебя должен на улицу выпнуть? Под дождь? Пришел с бедой - так и говори! Сто раз повторяли,- повернулся он к Горькому,- сто колов у этого гада на башке пообтесали, что так ему в конце концов и будет! Нет, полез...- И дядя перевел дух, словно ожидая ответа. Но так как ни оба классика, ни Ленин не торопились отвечать, а я лишь тупо разглядывал грязно-золотую надпись церковнославянской вязью "ДОРОГОЙ САДО! СЯДЕМ РЯДКОМ И ПОТОЛКУЕМ ЛАДКОМ!", дядя плюнул, еще раз внимательно оглядел нас четверых и, пробормотав: "Стихоплет!", начал действовать.

Пока я в его комнатке вытирался сухим полотенцем и пил чай, он обошел все полтора этажа (почему полтора - скажу чуть позже) и не раз с кем-то говорил. Я это знал через вентиляцию: она - стоило кому-либо в какой-либо комнате открыть рот - начинала глухо, эсхатологически гудеть, словно бы Везувий ворчал над обреченным городом Помпеи. Если б я себя получше чувствовал, мне на ум, наверное, пришло бы еще что-нибудь возвышенное: грозовые тучи, или шум моря, или орган. Но я был голоден, и мне показалось, что старый дом вроде как что-то проглотил и теперь задумчиво прислушивается к себе, чтобы решить: стоило ему это глотать или нет, и если нет, то не пора ли от этого избавиться?

Когда дядя вернулся, по его хмурому широкому лицу я понял: пищеварение далеко не закончено.

- Ну вот что,- сказал он, пристально оглядев свой стул и затем садясь,это все чепуха, что я ходил. Мог и не ходить. Сунуть тебя я, конечно, в любую комнату сунул бы - со мной никто ссориться не будет. И матрац найдем... Но через два дня узнает Праскухин. Ведь у всего вашего брата пер... пер...- Он сморщил лоб и пощелкал пальцами.- Слово забыл! Хорошо один ваш критик сказал недавно в актовом зале, когда речь толкал... ну, еще про стрижку такое говорят...

- Перманентная? - осторожно выглянул я из-за бутерброда.

- О! Точно. Перманентный словесный понос. До того он это прав, что я, пожалуй, запишу на память... Словом, узнает Праскухин, и мы с тобой оба под дождь пойдем.

- Что же делать?

- Не знаю!

И я сразу понял: знает. Но борется с собой.

- Я уйду,- почти искренне сказал я.- Не хочу я, чтобы вас из-за меня...

- Помолчи, Тургенев... Дай подумать.

Думал он минуты две, крутя головой, и наконец решился:

- Значит, так. Я тебе скажу большую тайну. Точнее, ничего я тебе, перемать, не скажу, а просто поселю тебя с одним мужиком. Он тебя не тронет, и ты его не тронешь. Авось поладите... Он сейчас спит.- Дядя почтительно поглядел на потолок в зеленых водяных разводах.- Ему по ночам язык чесать не приходится, у него работа тяжелая. Я ему утром покланяюсь, чтоб пустил тебя в уголок, а там, через месяц-другой, может, поселим тебя легально...

- Дядя! Милый! Спасибо...- Я вскочил и крепко пожал ему руки.