В ответ на его оклик в хижине разразились еще более громким плачем. От этого плача сердце Уфлама Гасыма готово было разорваться надвое.
- Дети! - заорал он. - Ойя, да что с вами стряслось?!
Но войти в хижину шут не отважился. Из низкой двери вышла девочка лет двенадцати-тринадцати, встала и со страхом в больших глазах посмотрела на Уфлама Гасыма.
- Ойя, дитя, чья ты?
Девочка не отвечала. Сдвинув брови, она со страхом смотрела на Уфлама Гасыма, медленно выпростала из-под полы руку, и в сумерках сверкнуло отточенное лезвие кинжала. Уфлама Гасым от изумления ойкнул.
- Не бойся, девочка, не бойся, дитя... Я ничего дурного вам не сделаю... Чья ты?
Девочка опустила руку с кинжалом.
- Мы... дети дровосека Бахлула... дядя...
- Овна упитанного в жертву языку твоему, что так сладко произнес "дядя"... А где твои отец и мать?
- Сарбазы убили, - шепотом сказала девочка. - Сначала отца, потом мать. - Она свесила голову на грудь, а в хижине поднялись такой плач и стенания, что шут не выдержал, бросился к ней, открыл низкую дверцу, просунул голову в темное, сырое жилье и, плохо различая лица детей, крикнул:
- Ойя, дети, выходите на воздух, занеможете вы тут!..
Из хижины высыпали мал мала меньше четыре девочки и пятеро мальчиков. Стало быть, подумал Уфлама Гасым, у дровосека Бахлула осиротело пятеро сыновей и пятеро дочерей.
- Ослепнуть тебе, Рок! - в который уже раз за сегодняшний день возопил к небу шут Уфлама Гасым. - Ослепнуть!
Дети окружили старшую сестру и, как ягнята, сгрудились голова к голове. Уфлама Гасым подошел к ним, погладил по грязным волосам, расцеловал в мокрые глазенки, отер полой чохи сопливые носы.
- Стойте тут, я сейчас вернусь, - велел он детям, побежал к арбе и погнал мула по открытой им просеке на поляну, где стояла хижина дровосека Бахлула и плакали его сироты. Остановив арбу несколько в стороне, шут спрыгнул на землю, снял хурджин с продовольствием, развязал его и позвал детей, все еще в страхе смотревших на него:
- Идите, дети, идите ближе!
Самый младший, что стоял, припав головой к животу старшей сестры, схватил ее за руку и спросил тихо:
- Сестрица, сестрица, а он не съест нас?
- Не съест, не съест, родной. - И девочка, взяв последыша за руку, отважно шагнула вперед, в направлении к Уфлама Гасыму, и все остальные двинулись за ней.
Уфлама Гасым расстелил на арбе скатерть, выложил на нее хлеб, сыр и зелень, все, что взял с собой на дорогу, разломил хлеб, и первый, самый большой ломоть хлеба с сыром и зеленью протянул младшему:
- Ешь, ягненочек мой! Бери!
Мальчонка обеими руками схватился за сестрину руку и спрятал лицо ей в колени. Девочка взяла ломоть, протянутый Уфлама Гасымом, и дала малышу, он посмотрел на сестру и стал есть. И тогда все дети, и мальчики, и девочки, потянулись ручонками к скатерти и стали брать еду. Стояла тишина, нарушаемая лишь дружным детским чавканьем. И глядя на тощие-шейки детей, жадно заглатывающих скудную еду, Уфлама Гасым почувствовал, как кровь стынет у него в жилах, он как будто сейчас в полной мере осознал страшную судьбу этих детей. Господи, что с ними будет? Как ты допустил это, господи?
Дети доели свои куски и голодными глазами снова уставились на скатерть. Уфлама Гасыма зазнобило, он нагнулся, поднял на руки последыша и поцеловал его в крошечный теплый ротик.
- Девочка, джейран мой прекрасный, - сказал он старшей, - все ваше, ешьте.
И дети весело, без опаски, брали хлеб, сыр, зелень и ели, причмокивая от удовольствия.
Уфлама Гасым зашел за хижину и беззвучно заплакал. Сердце не камень, оно из живой плоти, и если не растопить в слезах гору, давящую на грудь, оно разорвется!..
Вернувшись к детям и посмотрев на скатерть, он не смог удержать улыбки - всю еду как веником вымели, бязевая скатерть лежала чистая, как будто ее отряхнули как следует и снова накинули на арбу. Он посмотрел на детей - они стояли молча вокруг арбы и смотрели недоверчиво и тревожно, с неизжитым страхом в глазах, но в лицах их появился свет, а щечки последыша даже разрумянились.
Старшей сестры не было, Уфлама Гасым услышал за спиной шелест шагов по траве и, обернувшись, увидел девочку, она шла к нему из-за деревьев с большой медной кружкой, полной воды.
- Здесь родник поблизости, я воды принесла! - сказала она, протягивая кружку шуту.
Уфлама Гасым взял кружку, припал к чистой холодной воде и только тут ощутил, как давно его томит жажда, ибо с утра, когда он вышел из подземелья, купил у лезгина мула за три серебряных монеты и запряг его в арбу, и до сей минуты не пил ни глотка.
Читать дальше