Виктор Савин - Прошу к нашему шалашу (сборник)

Жена Чугунова то и дело заглядывала в комнатку.

- Фима, ведь ты есть хочешь. Иди, у меня уже все на столе.

А он ворчал:

- Постой, мать, видишь - занят. Не мешай.

На другой день отставной обер-мастер проснулся чуть свет. Глянул на будильник, а вместо него увидел на столе ружье, патронташ из кожаных подсумков, нанизанных на поясной ремень, бинокль и пузатый рюкзак. Сообразив, в чем дело, старик от удовольствия крякнул, встал, сделал разминку, выкидывая руки в стороны, вверх перед собой и присаживаясь на корточки.

А через полчаса он уже мчался на мотоцикле по городу, мимо грохочущего в отблесках пламени, в дыму и копоти металлургического завода, зажатого между закопченными крутыми голыми горами.

На Уральском хребте Чугунов остановился. Здесь где-то должна быть повертка к Старокаменским углевыжигательным печам. Остановился, огляделся вокруг: эх, елки-палки, красота-то какая!

Позади, в узкой долине, за вершинами деревьев лежал завод, подернутый сизой туманной дымкой, а по краям этой долины, словно на берегу какого-то фантастического озера, освещенные солнцем стояли высокие ослепительно белые дома. А дальше, куда ни посмотри, чуть облысевшие горы, темно-зеленые леса, кое-где подпаленные пламенем осенних рябинников, черемух, осин. А воздух-то, воздух! Не воздух, а хрусталь. Дунет ветерок - и зазвенит.

Отыскав когда-то торную, теперь давно заброшенную углевозную дорогу, Серафим Васильевич направил на нее свой мотоцикл.

От Старокаменских печей осталось только название да кучи развалившихся кирпичей. Минули, ушли в прошлое времена, когда уральские домны жили на древесном угле. Сейчас на месте дымных поселков жигарей уже успели вырасти новые боры, рощи, непроходимые осинники. И вот здесь-то, в таежной глуши, нашли себе убежище теснимые отовсюду птицы, звери и особенно лоси. Здесь-то и "купил" себе сохатого старик Чугунов.

Облюбовав себе охотничий стан под дремучей разлапистой пихтой, Чугунов с ружьем на плече, с биноклем на груди отправился в разведку. К приезду сына, инженера одного из киевских заводов, ему надо отыскать лосиные стойбища, лежки, тропы, узнать, куда звери ходят на водопой. Может, придется тут пожить не день, не два. Нужно выследить сохатого, изучить его повадки, а потом уже вместе с сыном приехать сюда, устроиться в засаде и... Пусть потом сын похвастается в Киеве, что во время отпуска ел на Урале лосятину, добытую на охоте вместе с отцом! Там ведь, на Украине, лоси-то в диковинку.

Долго попусту ходить Чугунову не пришлось. Только спустился по глубокому каменистому оврагу между двух горок к речке, сразу наткнулся на песчаной отмели на следы. Правда, не совсем свежие, но следы. Большие, глубокие, двухкопытные. Песок желтый, чистый, а во вмятинах образовался ил, лег тоненькой сероватой пленочкой. Ясно: лось приходил.

Пошел вдоль берега. Обходил кусты, болотца, старицы, сплошь заросшие хвощом да мать-и-мачехой. Шел, черемухой лакомился. А ее наросло тут тьма-тьмущая, осыпается так никем и не тронутая. В одном месте пригнул ветку, наелся ягод. А отпустил - ветка-то отпрянула вверх, переполошила весь куст. А там, где-то за кустом, вдруг раздался топот, треск, шум, словно стоял паровоз, двинулся и начал шипеть, спускать пары. Чугунов даже присел.

- Вот разиня Иваныч! Позарился на ягоды и позабыл, зачем идешь. Лось ведь это, сохатый! Эх, балда осиновая!

...Сын Чугунова, Василий, долго ждать себя не заставил. Отпуск, видно, был припасен заранее. Приехал с женой, привез чемодан, ружье в новеньком коричневом чехле, фотоаппарат. Не успел еще молодой Чугунов раздеться, а отец держит его ружье, нетерпеливо расстегивает пряжку на чехле и говорит:

- Лось наш, Васютка, можно сказать, уже привязанный. Пасется у Старокаменских печей. Ночует в колоднике на Осиновой горе, а на водопой ходит возле Сухого ручья к речке Черемшанке. Я уже две закрадки неподалеку от его тропы сделал. Одно утро посидел. Собственными глазами видел, как он прошел мимо. Рогач. Матерый. Голенастый. Борода, грудь седые, с искоркой. Съездим с тобой и тяпнем.

- Тяпало! - пропела Анна Федоровна. - Дай хоть людям раздеться. Помешался на своем сохатом. Тяпнем, тяпнем, а вчера попросила петуха зарезать, так убежал, на партийное собрание сослался. А до собрания-то можно было успеть барана остричь.

- Сравнила тоже - петуха, - огрызнулся Серафим Васильевич, - петуху ты и сама голову свернешь. Не велика птица. А вот лось...

- Да будет тебе! Делать нечего стало, вот и носишься со своим лосем, как с писаной торбой.