Роман Сенчин - Минус

- Накатить бы, - говорит Леха, вытягиваясь на кровати.

- Пойдем к Павлику с Ксюхой.

- Меня, в курсе, рвать тянет от ее хари!

- Ну, я тебя не трахать ее зову. Попросим у Павлика раскуриться немного.

- Раскуриться? Уху! А потом что делать, когда на хавку пробьет? Где хавчик-то?

Мой сосед вновь погружается в разглядывание трещинок на потолке. Я брожу по комнате. На будильнике - половина двенадцатого. Засыпаем мы часа в два обычно... Как убить время?

- А что ты предлагаешь? - начинаю злиться. - Туда - нет, сюда - нет. Хотя бы телок каких-нибудь...

- О-ой, дебилина, - в ответ стонет Леха. - Одни бабы в башке. Проблему сделал... Да спустись, они у входа рядами вон дежурят, только и ждут, кто б их подснял, напоил и оттрахал.

- Вот именно. А на хрена я им пустой? Была бы бутылка...

Леха, прищурившись, осмотрел меня с ног до головы:

- Да, ты прав - без бутылки с тобой вряд ли кто согласится...

- Идио-от! - Валюсь на кровать.

Тихо. Санек за стеной, видно, срубился... Доживает свои последние дни на гражданке. Мается. Я это ощущение помню. Все, кажется, конец тебе. Так вот посадят в поезд, лысого, слабого, перепуганного, и повезут на убой. А вокруг жизнь, люди свободные гуляют и не замечают, что ты с ними прощаешься. Равнодушные насчет тебя и счастливые. А тебе все- конец.

Отворачиваюсь к стене, царапаю ногтем выцветшие, полуистлевшие обои.

- Вот скажи, Роман, - необычно культурно, но с прикрытой издевкой начинает Леха, - сколько тебе лет?

- Двадцать пять скоро. А что?

- Да так... Послушаешь тебя, впечатление, что ты пятнадцатилетний мальчик-колокольчик какой-то. Или, хе-хе, или в натуре, - он готов заржать, еще ни разу?..

- Придурок, - говорю. - Пойми, я - поэт! Мне необходимо общение с ними. Необходимо время от времени почувствовать рядом молодое, упругое, страстное тело. Для меня женщина - это не только... это самое... Это чудо, понимаешь, нет? Живительная творческая сила. Мне нужен трепет, шепот ласковых слов, нежные прикосновения... А по-твоему: хватай пузырь и беги на случку...

- Хе, я и в одно рыло этот пузырь выжру легко, - перебивает Леха, - без всяких баб. Мне трех лет с женой до отрыжки хватило. И кстати - надолго!

- Понятно, тогда отдыхай. - Продолжать этот разговор не хочется; несколько романтических фразочек, сказанных сначала вроде как в шутку, разбередили что-то внутри, стало совсем тоскливо.

Я сел на кровати и стал обуваться.

- Ты куда? - спрашивает Леха тревожно.

- Пойду по коридору пройдусь.

- Пошли вместе.

Коридор длинный - через весь этаж. Мы живем в левом крыле общаги, а до конца правого метров триста, если не больше. Справа и слева частые двери. Коридор узкий, полутемный, половина ламп дневного света перегорела, другая светит слабо, часто мигая и потрескивая. Стены покрашены темно-синей краской, а двери какой-то болотной.

Проходим мимо опустошенных кухонь, вонючих пещер умывалок и уборных, запертых помещений для стирки - бывших душевых... А девочки той, на подоконнике, уже нет. Зря. Вот сейчас бы как раз подойти, заговорить, познакомиться. То да сё. Леха, оказавшись от нее в двух шагах, стопроцентно бы согласился помочь мне...

- Давай все-таки заглянем к Павлику, - предлагаю, когда, дойдя до тупика в правом крыле, мы повернули обратно.- Вдруг что, а?

- Хрен с тобой, давай заглянем...

Павлику под тридцатник. Это невысокий, начавший лысеть парень, сухопарый, с сизо-бледным лицом и мелкими, изъеденными кариесом зубами. Конечно, нигде не работает. Нашел вот страшную, а потому ценящую мужчин и покладистую бабищу с жильем каким-никаким и лег на кровать. Ксюху он называет "мама", а она его гордо: "мой мужчина". Иногда Павлик уходит в степь за городом, собирает коноплю; еще посещает библиотеку, очень любит читать приключения и простенькие детективы.

Стучу.

- Открыто! - не слишком гостеприимный женский голос с той стороны.

Входим. Комната кажется совсем мизерной. Это из-за шкафа, широкой кровати, двух столов и всякого барахла, непременного для создания так называемого уюта.

Ксюха возится у плиты, что-то варит. Павлик, конечно, лежит с книгой.

- С чем приперлись? - интересуется парикмахерша.

- Да вот... - я мнусь, а Леха хмуро молчит, навалившись спиной на дверь. Да зашли вот... Это самое, Паш...

Тот не реагирует. У него правило: дочитать абзац, заложить страницу старой двадцатипятирублевкой и тогда уж общаться с гостями.

Наконец-то оставил книгу, поднялся. Пожимает нам руки.

- Как дела? - говорит.

- М-м, так... У тебя, Паш, случайно не будет?.. - я щелкнул себя по горлу. - Позарез, а?