Роман Сенчин: Нубук

Я спустился, сунул ноги в кожаные, дорогие сандалии (Володькин подарок) и больше от скуки, чем по необходимости пошел в тамбур курить. Да и немного посвежее там, хоть какое-то движение воздуха.

Долго смотрел в окошечко, где не спеша, но необратимо проплывали мимо и исчезали деревья, столбы, редкие необитаемые домишки у самых рельсов... И вчера были такие же точно пейзажи, такие же березы и сосны, кусты, такие же столбы и домишки, будто за ночь поезд не покрыл семисот километров.

Да, забрался... Вот торчат из травы бетонные пеньки с железными щитками наверху. На щитках цифры: "2385", через минуту - "2386", еще через минуту - "2387"... Сколько, интересно, от Москвы до Абакана? Тысячи четыре, не меньше... Еще, кажется, восемьсот от Москвы до Питера...

Мысли снова вернули к Володьке, Марине, Андрюхе, Невскому, ночным клубам, моей квартирке на Харченко. И чем дальше я от них от всех уезжал, тем крепче становилось чувство, что я совершил ошибку. Бес, как говорится, попутал... Ведь ничего же, ничего по-настоящему страшного не случилось, такие заморочки и напряги в жизни случаются сплошь и рядом, а я, как маленький, трусливый мальчик-одуванчик при виде хулиганов, сразу же ноги в руки - и побежал. И куда?

Те приступы тоски и ностальгии, желания увидеть наш домик, покопаться на огороде, покормить, погладить кроликов, вечером посидеть на завалинке, отгоняя сигаретным дымом комарье, полюбоваться, как закатывается за холмы уставшее целый день жарить солнце, теперь стали почти что реальностью - уже через сутки с небольшим я буду там, дома. Но я не хочу. Теперь я согласен погостить в деревне день-два, пусть неделю. Только ведь дело в том, что я наверняка возвращаюсь туда насовсем. Насовсем! И теперь понимаю это не только умом, но и всем нутром, душой, как принято выражаться...

Самое страшное, что в поезде, как, наверное, и в тюрьме, от мыслей не спрячешься - нечем отвлечься, некуда пойти, нет никаких занятий. Или валяешься на полке, или стоишь вот в тамбуре и куришь до тошноты, до ломоты в груди.

- Можно полистать? - попросил я одержимых соседок, кивнув на стопочку буклетов.

- О, конечно, конечно, молодой человек! - тут же возрадовалась та, что изображала из себя специалистку. - С огромным удовольствием!

Я взял верхнюю брошюрку с миловидной узкоглазой девушкой на обложке и залез на свое место.

Из-за духоты, каши в голове, какой-то бесполезной сонливости, которая никак не перерастала в нормальный сон, читать не было никакой возможности. Я просто разглядывал фотографии бутыльков и тюбиков, улыбающихся свежелицых людей, выхватывал через силу отдельные фразы из набранного крупными буквами текста: "Идеология успеха... резервы здоровья... болезни мешают нам жить... лекарственная кладовая природы..."

Ясно, что ж, в духе времени - очередное чудодейственное средство, спасающее от всех болезней. А эти тетки - то ли его бескорыстные поклонницы, то ли... как их? - дилеры.

"Человеку с рождения до смерти, - кое-как, чтоб уж слишком быстро не возвращать буклетик обратно, все-таки стал читать я, - не полагается болеть вообще. Изначальная продолжительность его жизни - 120 лет. Но дело в том, что вода и воздух отравлены".

Я широко, до скрипа в челюстях, зевнул и, наклонившись, положил брошюру на стол.

- Ну как? - тут как тут вопрос специалистки.

- Да я как-то... извините... - беседовать желания не было, и я снова зевнул, - как-то в этих делах не разбираюсь.

- Это пока, пока не разбираетесь, - припугнула специалистка, - пока молоды. А ведь организм изнашивается! И состояние окружающей среды, продукты нашего питания провоцируют болезни. Гм... Можно задать вопрос, если уж вы заинтересовались?

Я неопределенно пожал плечами; специалистка приняла это, естественно, за согласие:

- Скажите, рыба часто входит в рацион вашего питания?

- Так, - я попытался напрячь мозги, - воблу иногда грызу сушеную...

- Значит, редко. Вот-вот! - возбудилась специалистка. - А чтобы удовлетворить потребность организма в кальции, нужно ежедневно съедать по две больших, граммов по триста каждая, рыбы. И желательно - свежих!

Она уставилась на меня большими, почти испуганными глазами, точно бы боялась, что сейчас мои хрупкие кости не выдержат и рассыпятся в труху. С полминуты смотрела, потом дернулась и погнала дальше, все сильней повышая голос:

- Китайская гомеопатическая медицина - древнейшая в мире. Уже семь тысяч лет назад тибетские монахи... - Слова я слышал как бы издалека, лицо специалистки расплывалось, дрожало; я с трудом сдерживал зевки, глотал их, и это было так неприятно, хотя на мгновение оживляло... Нет, надо плюнуть и сдаться сну. Она, кажется, может балабонить до бесконечности. Зазомбировали ее тибетские монахи через свой кальций.