1 ...7 8 9 11 12 13 ...35 Я вырвался. "Все, Стас, пока". И я пошел прочь.
Прочь, прочь!
Я помню, волосатый доктор. Обычный профилактический осмотр. Он лез ко мне подлыми короткими руками. Волосатые руки высовывались из-под белого халата, на смуглом запястье горели золотые часики. Он близил ко мне рот, я сказал: "Отстаньте".
А он со мной делился заботой:
- Ко мне мальца привела мамаша, я ей говорю: "Вы подождите за дверью, что он, ребенок, что ли, пятнадцать лет". Я пьяный был, плохо помню... Короче, я ему говорю: "Соси давай". И выходит, что потом он мамаше своей нажаловался. Она в истерике, к главврачу побежала... Чего они докажут? Мало ли чего мальчишка брешет? Правильно я сужу? - И он отер лоб, и под мышками халат у него отсырел от пота. - Подумаешь, отсосал... И я ему отсосал... Ему приятно мне приятно... - бормотал доктор, потея пряной кожей, нервно смаргивая под очками. - Твое здоровье, милый мой. Не будешь, а я еще маленько... - Он проглотил коньячок, сгримасничал, взял свою бороду в кулак и крепко сжал. Ух, обожгла! - И подмигнул мне: - Все равно в могилу...
Этот человек - сырой, грузный, с запахом болота, вздрагивающий трясинами своего тела. Он уже сдох как человек. И все же он смаковал свои слова, он сладко выговаривал их, подсюсюкивая, и толстым языком выпихивал наружу. Я подумал: его язык... Наверно, при поцелуе у этого языка вкус чернослива. Мне было пронзительно тошно.
Я дунул из кабинета.
- Куда же ты, миленький? - закудахтал доктор.
А недавно я был на совещании молодых писателей. Подмосковный пансионат, сидел я в номере у одного из парней. И тут ввалился гей-поэт. Ему лет тридцать, мигают глазки, весь он свален из шаров розово-улыбчивых.
- Скажи, а ты голубой? - спросил хозяин номера, Васька, драматург уральский.
- Я? Ну и что! - И, подойдя к уральцу, поэт метнул ему руку в штаны.
Драматург отстранился.
- Ну, когда я так тебе делаю, разве тебе не приятно? - заискивал гей. Разве нет? А для тебя? - Он сунулся ко мне.
- Нет, для меня омерзительно. - Я показал ему кулак. - Педерастия... Знаешь, что это? Это волчья ягода в заячьей губе! Скромнее надо держаться.
Пока я ему так выговаривал, он превращался в нежить. Его лицо все больше просвечивало водой и наконец сделалось водянистым пузырем. Стоило царапнуть иголочкой, как он бы сдулся, выпустил из себя дурную водицу. Он раздувался, отворачивался, его вынесло вон из номера.
То ли дело девочки... И легкость, и нежная игра, и обоюдное проникновение речей. Мое предназначение - в любви к женщине. Охватить ее одним порывистым взглядом, чуть задержавшись на грудях. Люблю задорных девиц, курносых. Люблю блондиночек тонких. Властно люблю. Женщина - чернозем, рыхлая земля в ожидании, вся паром укутанная. Сечет ее стальной дождь! Мужская особь да женская - все хорошо и ясно.
А что такое педики?
Я знаю, что сильно рискую, ввязываясь в эту тему. Ну а они? Они же прут со всех сторон. Очень нахально ведут себя. Я заявляю: "Не люблю вас". Пидосы имеют дело с мужским отверстием. Они распространяют эманацию кала. Кал под маникюром ногтей.
Народ их выталкивает вон, инстинктивно. Лето, давка автомобилей, шофер высунулся, сигналит и вопит: "Пидарас! Ехай давай, пидарас!" Во, думаю я, шагая по тротуару, ПИДАРАС - жаркое народное ругательство...
ВЫПЛЮНЬ ПИВО, СЛОМАЙ СИГАРЕТУ!
Не курю я уже месяцев семь и подвешен на нежной дымчатой ниточке. Однако стоит закурить - и, знаю, все начнется заново, опять я задохнусь в табачной удавке.
Двенадцати лет от роду я на даче подобрался к палатке. Мне было неудобно покупать сигареты. Такое же чувство должен испытывать любой в этом возрасте. Я стоял вроде как в задумчивости и смотрел. Почему-то мне казалось, что продавщица на меня наорет, потащит за руку к родителям через весь поселок, сцены конфуза рисовались мне. Тут к палатке подошла баба. "Ми-ил!" - позвала она. Вышла продавщица, и две подруги стали болтать, подбоченясь, о том о сем. А я как дурак ждал и все ласкал глазами заветную пачку. Наконец они распростились. "Чего тебе?" - уронила продавщица. "Дайте сигарет, пожалуйста", - выговорил я порывисто. "Каких?" И сделка состоялась.
Но та пачка меня не втянула в курение. Курить я начал позже, в восемнадцать, когда Алиса меня оставила. Курил беспрерывно, зажигая сигарету от сигареты. Насильно окунул я себя в дым. И Алиса исчезала, и бежало передо мной густое стадо лошадей, показывая лишь дымчатые крупы. Дым говорил мне о тщетности всего. Любила-разлюбила, все ерунда...
Считается пошлым обличать курение. Но не значит же это, что надо на эту тему заткнуться. Курение - важнейшая тема в судьбе народа.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу