Вячеслав Шишков - Тайга

- Замолчь, шволочь! - взмахнул Крысан прикладом. - Убью...

- Что ты, собака!.. - сгреб его Науменко.

- Удди, дьява-а-л! - рванулся Крысан.

Он весь был в злобе: захлебываясь, дышал и свирепо таращил глаза и на Науменко, и на оторопевших братанов Власовых.

Цыган далеко впереди лесом шел, песни орал. Как услыхал выстрел, выскочил на опушку и, проверив бродяг взглядом, крикнул:

- Кого?!

Братаны Власовы, высокие, белобрысые, в черных запоясанных армяках, Лехмана на телегу положили. Они мужики смирные: им бы без оглядки домой бежать, да против миру нельзя!

А мальчонка Митька что есть духу полетел домой, в Кедровку, и, вытаращив глаза, хрипло, чужим голосом ревел:

- Уй... уй... уй!..

- Ах ты гнида! Хватай его! - пугал Цыган, притоптывая на месте.

Но тот бежал, не оглядываясь, поддергивал на ходу штанишки и не переставая выл.

Андрей очнулся и открыл глаза. Над ним голубело небо. Он осторожно приподнялся на локтях и, крадучись, огляделся. Тихо было, кругом кусты, внизу переливалась вода.

- Ловко... вот это ловко... - криво ухмыльнулся Андрей и закусил вдруг запрыгавшие губы. - Фу, че-орт...

Он опять лег и закрыл глаза. Долго лежал так, ни о чем не думая, в каком-то полусне.

- Нет, погоди... - сорвалось у него. Он быстро сел. - Еще не все кончено... Да... - Его голос дрожал, срывался, был болезненным и рыхлым.

Андрей крепко сомкнул кисти рук и уставился в одну точку. Он старался сосредоточиться на пережитом. Но все только что происшедшее, такое дикое и непонятное, куда-то отхлынуло и померкло.

"Что это значит? Где Анна? Где Бородулин? - пытался Андрей повернуть думы и подчинить их себе, но тут же всплывало ненужное: - Надо сапоги новые... хорошо я срезал белку..." - и затуманивало главное: как быть, что делать?

"Надо разыскать Прова", - твердо сказал Андрей, пытаясь представить себе отца Анны: он никогда не видал его. Но мысль, не дав ростков, лениво затихала.

Андрей поднялся и, откинув чуб, вышел на поляну.

А в это время жадно уставились на него два человечьи глаза.

Андрей, учуяв, круто повернулся: у опушки, невдалеке от него, стоял мужик.

- Эй, дядя! - крикнул Андрей. - Проведи меня к старосте... Я политический... Из Назимова...

- А-а-а, - остолбенев на миг, протянул Пров. - Так это ты, змей?.. Он вскинул ружье, подбежал поближе и прицелился.

Андрей стоял неподвижно: ноги не повиновались, и пропал голос.

Но какая-то сила ударила в душу Прова, зарябило в глазах, ружье закачалось, опустились руки.

- Отвела, заступница, - выдохнул Пров, перекрестился и подошел к Андрею.

Тот поднял на него глаза и достал горящим взглядом до самого его сердца.

- Ну, вот... я один... Бей! Стреляй...

Пров разинул рот и не знал, что делать.

- Дочерь моя... Анна... Эх, брат-брат...

Андрей покачнулся.

- Пров?.. Пров Михалыч?! - и сразу почувствовал, что ему не хватает воздуха.

- На-ко, оболокись... - сказал, засопев, Пров, снял армяк и бросил к ногам Андрея.

XXVII

Варька вдруг вскочила и только начала Анну будить, как отворилась дверь.

- Варюха, Сенька по тебя прислал, требовает тебя, - пропищал белоголовый Оньша, братишка Сеньки Козыря.

Варька с кулаками бросилась к парнишке:

- Убирайся, дьяволенок, покуда цел!.. Я ему нихто!.. Тре-е-бо-вал... Вот я чичас мужикам все обскажу... Живорез он... Живорез!

Парнишка выскочил, захлопнул дверь, опять чуть приоткрыл, крикнул:

- Потаску-у-ха!.. - и метнулся вниз по лестнице...

- Ты что? - встревожилась проснувшаяся Анна.

Варька стоит, опершись о печку локтем, и тяжело дышит.

- И батька-то твой, Пров-то Михалыч, хорош... - сквозь слезы выкрикивает она. - Эн бузуев кончить порешил... На что похоже? Псы этакие... Варнаки...

Анна сразу все поняла, быстро оделась и, слова не сказав Варьке, побежала домой.

А Варька опамятовалась. Девичьи глаза Таньку видят, разлучницу. Щеки вспыхивают, белеют и вновь загораются, словно тяжелая Сенькина рука раз за разом бьет по ее лицу.

На голоса путь свой правит Варька, торопится, как бы Сенька не настиг, бегом припустилась и, не помня себя, вбежала в Федотов двор.

А в Федотовом дворе - веселье. Мужики кричат, хохочут, в ладоши бьют:

- Оп!.. Оп!.. Оп!.. Ай да молодка... Наяривай, Обабок... Не подгадь...

Пьяный Обабок в валяных сапогах возле назимовской Даши пляшет, а та, вся в алых кумачах, дробно пристукивая полусапожками, топчется, шутливо ударяя платком по плечу Обабка, и покрикивает:

- Ой, да и чего же мне не гулять!..

Вспотевший Обабок задохнулся, - валенки ходу не дают - мужики хохочут пуще...