Евгений Шкловский - Порча

Не получается. Бормочет под нос, слов не разобрать: дел много... контора еле держится... деньжат негусто.

Как упрек - п-полковнику.

Дескать, какой ты п-полковник?

И весь разговор.

Ну, новости посмотрят вместе. Начнет тесть про грабителей-реформаторов, про Чечню, про Ельцина и Кучму, а зять зевнет, даже и не нарочито - искренне вполне: извините, пойду подремлю... Устал что-то. Все время квелый такой (то ли они в молодости!) - и в будни, и по выходным... П-полковник еще посидит у телевизора, пока дочь не выйдет, раздраженная: потише сделай, оглушил совсем. А потише - ему не слышно. Блям-блям... Уйдет в комнату, которую ему временно уступили (вытеснил)... Газету возьмет или радио включит, а на душе погано. Все не то... Неловко как-то: люди горбятся, а он - ни пришей кобыле...

П-приживальщик.

Сестра рыбьим глазом подмигивает издалека, из самого Киева: ага, вот-вот... кто ты есть. Соломку скручивала, по квартире раскидывала. Булавками колола. В партийную организацию жаловалась, где он состоял (социал-демократ не путать с коммунистами), стучала на него, что он плакаты, приготовленные к первомайской демонстрации (социал-демократы тоже ходили, своей колонной), украл. Еще кое-куда, что стихи антигосударственные сочиняет и чуть ли не с американцами якшается (брякнул сдуру про сон с американским президентом, поговаривали тогда о визите. И что ему американский президент?)...

Как-то ночью не спалось (частенько случается), и вдруг мысль ошеломительная: а может, вообще все из-за нее, из-за горбатой сестры Ритки? Вдруг она еще в молодости так сделала, что жизнь не задалась? Как-то поругались - из-за пустяка (она к нему всю дорогу вязалась, ревнючая, девчонок соседских пугала, наговаривала им, что те от него шарахались), цыпленка он ее случайно придавил, тот между дверями шмыгал, вот и защемил ненароком... Сильно поцапались - в злости она и тогда лютела, все из-за уродства, пусть даже незаметного почти (ему-то, конечно, известно), ну он ей и сказал: горбунья ты и есть горбунья... Обидел, значит. Она вдруг (как потом вспоминалось) вздернулась вся, смолкла - гробовое такое молчание, камнем на душу, тем более что чувствовал свою вину.

Не забыла, значит.

Он-то по простоте запамятовал, потому и решился к ней переехать - сестра все-таки, матери полегче - кто и присмотрит, как не дочь. А что вышло?

И поверить трудно, и не верить... Пучки соломы, все эти закрутки-заломки чародейские находил и в юности, только значения не придавал, пока не ушел на фронт и потом, вернувшись, не уехал учиться в Москву, в Военную академию. Виделись редко - так, перебросятся иногда скупым на слова письмишком. Он переезжал из города в город, куда посылали, пока не осел наконец в Москве. Поначалу в коммуналках, потом квартирку дали. Дочь выросла, с женой разошлись.

Вспомнил, будто озарило: из конверта-то иногда выпадало. Ну да, соломка. Рыжая. Надломленная. Скрученная. Это потом, позже, когда муж ее умер (сам ли? - тоже ведь не ладилось между ними), приезжала в деревню из своего Киева, тогда и помог ей деньгами. Вроде все ничего, нормальные отношения, ан вот ведь как...

Было, было в ней что-то ведьминское... Сделает, случалось, в шутку птичье такое личико - все в морщинках узеньких (словно змейки расползлись), с кулачок, нос загогулиной, губы куриной попкой, глаза-щелки... Для смеха вроде, а как-то не по себе.

И - горбик. Маленькое возвышеньице над левой лопаткой. Не приглядываться не заметишь. Но он-то видел. Да и все знали. А ей, видать, острый нож в сердце. Замкнутая, скрытная. Посмотрит косо - как обожжет. С годами угрюмость больше. И все одна, никого рядом. Ни друзей, ни подруг, ни родственников... Ни с кем не общалась. Вероятно, из-за горба своего.

Иногда такое брякнет - мозги свихнешь (еще когда вместе в деревне жили): не ходи в клуб, там зарзет гуку лен бремет ме... Такие вот дикие птичьи слова. Он переспросит, а она так же смутно и повторит или еще что-нибудь в том же роде прошипит. И смотрит на него пустым рыбьим глазом, с остренькой такой ухмылочкой: как это он не понимает обычных русских слов?

Злость разбирала, что его за дурака держит. Шутки шутит такие. Издевается. Но ощущение, что в мозгах действительно сдвиг. Ум за разум. То ли он плохо слышит (вот еще когда со слухом началось), то ли она его морочит.

Жена ее в свое время терпеть не могла (взаимно) - та все время поддеть ее норовила, язычком острым кольнуть. Обзывала по-всякому, имена придумывала нерусские. Язва!

Отравила его! Все отравила. Теперь-то ясно.