Александр Шленский: Анданте кантабиле

Потом Флердоранж сделал копии моих документов на ксероксе, порылся в столе и дал мне кучу бумажек. Я глянул и обомлел - все сплошь медицинские направления. Ну в психдиспансер - это еще понятно. Это сейчас многие требуют, когда за границу едешь работать. Потом в туберкулезный диспансер, дальше - кровь на СПИД, и еще - в кожно-венерический направление, чтобы и кожник и венеролог дали заключение по полной программе. Вы же меня, говорю, не в бассейн плавать оформляете, на хрена, извиняюсь, вам все это? Флердоранж отвечает: таковы условия найма. Если не пройдешь медицинские тесты, с тобой не заключат трудовой контракт. Слушай, Толик, а скажи, как ты того тромбониста в жопу выеб? Ты же не гомик. У меня бы, наверное, не получилось.

-- Да не тромбонист он был, а кларнетист. Не знаю, Дим. Наверное, просто из человеколюбия. Ну представь себе, Дим, что за тобой бегает мужик, который мажется помадой, пахнет женскими духами и трется об тебя жопой! Что ты сделаешь? Ясное дело, пошлешь нахуй. А если не уйдет - отпиздишь. Правильно?

Дима глубоко затянулся, выпустил дым через нос и согласно кивнул.

-- Ну вот, и я так думал. Да только у гомиков все не как у людей. Он, сволочь, когда ему пизды вваливаешь, ведет себя ну точно как баба. Сдачи не дает, а только вскрикивает, сука, за руки хватается, которыми ты ему по еблищу бьешь, плачет и поцеловать норовит. И так хуево на душе становится, словно бабу хорошую ни за что обидел. Вот такая сука был этот кларнетист Леопольдик. А кстати, на кларнете играл как бог, ноточка в ноточку, никогда не лажался. А ты бы слышал, как он джаз на своем кларнете поливал! Охуительный был музыкант. Короче, когда он сказал, что повесится, если я его не трахну, мне его жалко стало. Если разобраться, он же не виноват, что он пидарас. Ну я и говорю, ладно, хуй с тобой, пиздуй в магазин за водкой, потом пойдешь в гримерную, там переоденешься в женское и станешь раком. Только если повернешься или лизаться начнешь, сука - убью нахуй сразу. Понял? Ну он, говно, обрадовался как падла, принес букет цветов, водки, тортик воздушный, снеди всякой, улыбается блядь, как будто у него праздник жизни какой. А я блядь еле сдерживаюсь, чтобы ему чухло об стенку не размазать. Короче, выжрал я бутылку водки из горла, не закусывая, зашел в гримерную, дверь закрыл на ключ, взял его суку, сзади за ляжки и впердолил ему в жопу. Потом целую неделю за хуй браться было противно. А Леопольдик через полгода уехал в Новую Зеландию. Женился там на новозеландском пидарасе. У них там закон такой есть, по которому гражданство можно получить, если докажешь что ты пидарас, и трахаешься с другим пидарасом, из Новой Зеландии. Ну так ты мне дальше про Бельгию-то рассказывай! -- я слегка поплевал на окурок и отправил его в массивную чугунную пепельницу с головой сфинкса. Она стояла на коротких львиных лапах и находилась в состоянии глубокой медитативной отрешенности и задумчивости. Пресыщение чужими разговорами, окурками и плевками весьма предрасполагает к забвению собственной личности и к глубокой медитации.

Дмитрий тоже притушил окурок о край пепельницы-сфинкса и потянулся за своим бокалом. Я подлил ему вина из темной бутылки с приятной на ощупь бумажной шершавой этикеткой, потом, не торопясь, налил себе. Два окурка в пепельнице вонзали в воздух свои последние, едва заметные червоточинки дыма - как две несчастные судьбы, брошенные погибать вместе, без выхода, без надежды помочь друг другу.

--Ты знаешь, Толик, -- Дмитрий оторвал взгляд от легкого дымка, исходившиего из утробы сфинкса, и посмотрел на меня, -- Я сразу заподозрил, что не к добру все эти проверки, но выбирать-то нам с мамкой не приходилось. Или делай чего велят и получай валюту, или кончай жизнь вот так. -- Дима выразительно показал глазами на пепельницу, в которой агонизировали наши окурки.

Я откинулся назад, насколько позволяла спинка стула, и сделал несколько мелких глотков, насыщая язык и небо ароматом напитка. Вместе с острым, приятным ощущением во рту, ко мне пришла и укрепилась мысль, что жизнь дается один раз, и поэтому ее ценность заключена в ней самой. Даже в жизни пепельницы есть свои маленькие ценности: медитация на сигаретный дым... просветление сквозь плевки и пепел... Конечно, Дмитрий прав: жизнь надо ценить.

-- И я подумал, -- тут Димин голос пресекся, и он с усилием сглотнул слюну, трудно двигая кадыком. Я жестом показал ему на бокал. Дмитрий поднес его к губам, сделал долгий, мучительный глоток и продолжил: -- Я подумал, Толик, что жизнь-то у нас одна, и ее надо ценить, и поэтому надо стараться выживать так, как позволяет случай. Прошел я все эти медкомиссии, потом Флердоранж сказал, что мадам Брабансон велела отправить меня в консу на экзамен по специальности - ну то есть, скрипичную технику продемонстрировать, подтвердить квалификацию. Послали меня на мою же бывшую кафедру, к Ефиму Абрамовичу Левинсону. Брабансон, Левинсон... Ефим Абрамович мне говорит: Димочка, ты таки у меня был самый лучший аспирант, мне же тебя стыдно просить играть иначе как для того чтобы порадовать старого Левинсона! Но когда старому Левинсону платят деньги, так он же должен их отрабатывать, чтобы умереть себе порядочным человеком. Вон там стоят ноты, сонатное аллегро. Сыграй мне, Димочка, первые двадцать тактов, до фишки. Ну я смычок наголо, отстрелял свои двадцать тактов, зло так, четко... Закончил, стою, скрипку опустил, как бывало автомат на огневом рубеже опускал, когда рожок расстреляешь. Старик вдруг - в слезы. Чего плачете, спрашиваю, Ефим Абрамович? Неужели я так плохо сыграл? А он мне, отвечает: наоборот - ты изумительно сыграл! Замечательно, Димочка, браво! А чего тогда плачете, спрашиваю? А то, говорит, и плачу, что мне самому так уже никогда не сыграть. Годы свое берут: сперва полиартрит, а теперь вот еще и Паркинсон врачи обнаружили... Брабансон, Левинсон, Паркинсон... короче, Толик, всем жить хреново. Пришел я обратно к Флердоранжу с запечатанным конвертом, мне Ефим Абрамович его с собой дал. А там, в конверте, моя оценка. Флердоранж конверт вскрыл, и тут его бельгийские бычьи глаза на лоб полезли. Говорит мне: наш экзаменатор пишет, что у вас высочайшее исполнительское мастерство и необыкновенный талант. Вот вам бланк трудового контракта, сядьте вот здесь в кресло, прочитайте, все заполните и подпишите здесь и вот тут, и еще в трех местах - там где медицинская страховка, страхование жизни и еще какая-то фигня. Завтра, говорит, представлю вас лично мадам Брабансон. Будьте с ней почтительны и делайте все, о чем она вас попросит.