Александр Шленский - Граната и браслет

Я продал нашу с тобой квартиру, которая тебе больше не нужна, потому что ты теперь жена миллионера. Я продал ее и купил на все деньги две коробки пластилина и этот бриллиант. Бриллиант я собственноручно разбил молотком, как ты разбила мое сердце, уйдя к Буклюкину. Этот бриллиант никогда не был оправлен, и теперь никогда уже не оправится. Как и я тоже никогда не оправлюсь, после того как ты оставила меня и ушла жить к Буклюкину.

Я дарю тебе на прощание этот браслет, украшенный осколками моего разбитого сердца. Он недолговечен, потому что он сделан из пластилина. Таким же недолговечным было мое счастье с тобой. Мне не жалко было квартиры, где больше нет тебя. Не жалко, потому что мне одному она больше не нужна, как не нужна и моя жизнь, потому что с твоим уходом она для меня кончилась. Вот почему я не cмогу уже оправиться, как этот бриллиант, да и негде мне теперь толком оправиться - разве что на помойке или где-нибудь за гаражами, когда милиции рядом нет. Моя жизнь теперь ничто, и я этому очень рад, потому что с такой жизнью не страшно и не жалко расстаться.

Милая Аннушка! Я помню, как ты много раз укоряла меня, что у меня нет фотоаппарата, нет видеокамеры и магнитофона, вообще нет ничего современного. Да действительно, я не стремился покупать все эти вещи, потому что считал, что нет смысла пытаться фиксировать нашу жизнь на рентгеновскую пленку. Жизнь наша течет тонким, прозрачным водопадом, как ветер в проводах, и это так естественно. Мне всегда казалось, что глупо пытаться подставить под нее полиэтиленовый пакет. Я хотел, чтобы она струилась сквозь пальцы легко и свободно, и ветер уносил ее вдаль, как песок в песочных часах. Я хотел, чтобы этот песок в часах нашей жизни струился вдаль вечно. Но ты не хотела жить такой жизнью и разбила наши песочные часы, как призрак несостоявшегося счастья. Тебе хотелось иметь не песочные часы, а золотые, тебе хотелось иметь сотовый телефон, чтобы можно было звонить из машины, и теперь он у тебя есть, и машина тоже есть. Вообще я очень счастлив, что ты счастлива с Буклюкиным, хотя я очень несчастлив, что ты была несчастлива со мной, и что я теперь несчастлив без тебя. Но я счастлив, что ты счастлива с Буклюкиным и не несчастлива, что ты счастлива с ним, а не со мной.

Конечно, у тебя теперь есть золотые часы, и сотовый телефон, и даже шофер с Мерседесом, и тем более, у тебя есть Буклюкин, и это гораздо лучше, чем когда был только я со своими старомодными песочными часами. Но я хочу тебя предупредить, что у новых русских нет сердца. Вместо этого зеркала души у них кошелек с долларами, которые все как один серо-зеленого цвета. Этот цвет наводит тоску, и я боюсь, чтобы ты со временем не затосковала. Я надеюсь, что Буклюкин хороший человек, но ведь даже очень хорошие люди все равно имеют две стороны как медаль "За отвагу на пожаре". Одна сторона парадная, на которую все смотрят, а другая - обратная, теневая сторона, как у доктора Хайда. Эта сторона прячется от всех, она обращена в открытый космос, и редкий искусственный спутник может добраться до нее и взглянуть своими глазами, какая там погода. Но ты, конечно, этой глубинной стороны еще не видела, и не представляешь себе, что она может быть как у айсберга каждый видит только надводную сторону и ничего не знает о глубинной начинке. Но я тебе скажу все-таки, чтобы ты была повнимательнее. Чтобы увидеть обратную сторону айсберга, не надо быть ди Каприо. Рано или поздно любой айсберг переворачивается кверху брюхом как акула и показывает свою настоящую сущность проплывающему мимо Титанику.

А вообще, Аннушка, ты наверное права. В жизни всегда должны быть изменения и крутые повороты, как в мельничном колесе. Конечно, не всякая белка может взобраться на вершину этого колеса Фортуны и стать хозяйкой собственной жизни. Но вот Фемиде это удалось, и она стоит на вершине этого сияющего Олимпа и держит в руках аптекарские весы, и это правильно, потому что по-настоящему справедливым может быть только тот, кто сам испытал все муки счастья и удачи. Буклюкин добился удачи в своей жизни, и поэтому я надеюсь, что он будет справедлив и добр к тебе, Аннушка. А меня Фортуна, видимо, уже давно переехала своим колесом, и поэтому я, наверное, был к тебе несправедлив. Видимо поэтому мне сейчас так плохо, когда вам обоим - тебе и Буклюкину - так хорошо. Если бы я был справедлив к обстоятельствам, мне тоже должно было бы быть хорошо, оттого, что тебе хорошо. А раз мне не хорошо, то выходит, что я тебе не желаю счастья и тебя не люблю. Но эта мысль мне невыносима, потому что я тебя люблю больше жизни. Но если я так тебя люблю, то почему же я не могу заставить себя почувствовать себя хорошо только потому, что тебе хорошо не со мной? Я бессилен разрешить эту загадку жизни, и поэтому сама жизнь потеряла для меня ценность, целостность и смысл. Мне нечего больше сказать тебе, дорогая Аннушка, кроме жалких плагиаторских слов "Да святится имя твое!". Прощай! Вспоминай меня иногда! Впрочем нет, не вспоминай. Ведь ты меня никогда не знала таким, какой я есть, а значит ты будешь вспоминать не меня, а кого-то другого, которого ты считала мной. Впрочем, если это так, то ты и ушла не от меня, а от него, и я могу напоследок порадоваться этой мысли.