Геннадий Шпаликов: Пробуждение

Они встали, пошли.

Уже приближаясь к выходу, Петр повернулся к Саше и вдруг сказал:

- Мне очень надо было тебя повидать.

...И снова Саша видел его растерянное, большое лицо, поворот головы, светлую кепку - уходящие - в спину пассажиры, - при свете прожекторов некий хоровод к высвеченному, совершенно белому ТУ - и где-то среди них Петр, размахивающий портфелем, - прощай.

И он увидел себя, бредущего по аэропорту мимо этих русских сувениров, и, повинуясь Бог знает какому чувству, а скорее всего - тоске о товарище, улетающем в ночь, и невозможности вернуть этот вечер, день - и вдруг он не то чтоб купил - выхватил у потрясенной продавщицы балалайку и кинулся к выходу на поле.

Его, естественно, не пустили б, но он не спрашивал разрешения, и потому - впустили совершенно спокойно. Может быть, балалайка - как пароль.

Бегом бросился к самолету - там уже редела толпа перед трапом.

Пока он бежал к нему сквозь все кордоны, он понял, что все это ни к чему, что он нелеп с этой балалайкой - под крылом ТУ, но за ежесекундные поступки приходится расплачиваться.

Стоя под крылом, задыхаясь от бега - он с радостью трахнул бы сейчас эту балалайку об бетон - лишь бы не толкаться у трапа - там еще были люди, пограничники проверяли паспорта - какая-то делегация, в цветах, никак не могла распрощаться с провожающими.

Куда девать эту балалайку? Он спрятал ее за спину, по все обошлось вполне благополучно. К нему подошли сами. Забрали у него балалайку. Он, показывая на самолетные окна, что-то объяснял. Ему кивали. А он только и думал о том, чтобы Петр из окна не видел всю эту нелепую сцену - хорошо бы он сидел на противоположной стороне.

Трап медленно отъехал от ТУ, и дверь в самолете закрылась плотно.

Так они расстались, разъехались.

Один летел. Он видел уходящую вбок полосу огней - дорогу к Москве.

Для другого эти же огни вытянулись справа, за окном машины, прервались там, где начался мост, открылась светлая, в трещинах льда река.

И у летящего в ТУ огни уже исчезали, самолет шел сквозь облака, и в небе - неожиданно чистом, теплом - открылась яркая, круглая луна - блеснуло крыло самолета, ровно и мягко осветились облака.

Разговор возник, потому что должен был возникнуть, потому что не вышел тогда, на аэродроме.

...Из гула двигателей, шума дождя за окном, городских огней, луны долгий разговор товарищей...

- Слушай, - начал Петр, - почему ты избегал меня всю эту неделю?

Саша: Не хотелось встречаться. Не было желания.

Петр: И все-таки ты мог хотя бы выслушать меня. Мы не виделись три года.

Саша: Это ни к чему... Я знаю, что ты скажешь. Не надо. Можешь успокоиться, я давно не имею к тебе никаких претензий. Каждому, как говорится, свое.

(Скоро Москва, уже зарево над городом. Жесткая, морозная ночь.)

Петр: Дело не в этом... К конце концов, пусть все остается на моей совести. Какие уж тут могут быть сейчас извинения с моей стороны... Ты совершенно вправе меня не слушать... Но ты не представляешь, насколько важно было для меня увидеть тебя в эти дни, а ты пропал... В общем, мне надо было с тобой посоветоваться, больше просто не с кем... Я все-таки очень верю тебе...

(Несется шоссе. Снег липнет к ветровому стеклу.)

Петр: ...Как-то, совсем недавно, я проснулся в ужасе. Мне 34 года, а я еще ничего не сделал всерьез. Мысль, конечно, смешная, если ее вслух... Но не самому себе... Кажется, что все начнется вот-вот. Ну, завтра. В этом году - непременно. И ничего не начинается. Я попал как в заколдо-ванный круг. И, в общем, все как будто правильно. Все в порядке: великая успокоительная мысль, наркоз. Все в порядке. А что в порядке? Я давно уже занят не своим делом... Когда уезжал, многие считали, что мне неслыханно повезло, я и сам так считал: в Швецию на три года... Полный идиот. Тоже мне, великий путешественник. Лошадь Пржевальского... Швеция, Швеция пускай там шведы живут .. Меня тогда ночью как ударило: где я? Черт его знает где. Чем я занимаюсь? Зачем мне-то все это нужно? Ну вот что я делал хотя бы последнюю неделю? Купил рубашку, ходил в кино, спал как-то целый день, два вечера трепался о какой-то муре с нашим пресс-атташе: в том месяце спас его от насморка и временного безденежья. Второе заболевание, кстати, было серьезней... В общем, полный бред... Стоило ради этого бросать все? Нашу с тобой работу? Тебя... Можно было тогда отказаться, но я не отказался. Я виноват перед тобой.

Саша: Пустое. Прекрати. Я не сумасшедший, чтобы теперь винить тебя во всем. Так уж сложилось. Никого и ни в чем я не виню. Мы начинали хорошо, это верно. Но многие так начинают. В юности легче всего выбираешь друзей, веришь им. Ты тогда бросил меня - это тоже бывает... Дело, в конце концов, не в работе. Черт с ней, с работой... Страшно вот так терять друг друга. Да еще было б из-за чего... А вообще зачем ты затеял этот разговор? Демонстрацию фотокарточек? Запрещенный прием...