Геннадий Шпаликов: Пробуждение

День ясный, ветер в лицо, проносящиеся мимо берега, березовый лес, подступающий к самой воде.

Тень от большого облака, плывущая через луг, открывала по мере своего продвижения стадо, освещенное солнцем, деревню на бугре, слепящее пространство реки.

Белая, золотая полоса воды.

Надя распахнула полу плаща, Петр укрылся от брызг.

- ...Как мы зимой, - говорила Надя, улыбаясь, - заберемся впятером под один тулуп... За ночь нагреешься - вставать неохота... И главная мечта выспаться хоть раз, а по воскресеньям все как-то не получалось...

- Ничего, дома отоспишься, - сказал Петр.

- Дадут мне отоспаться! - засмеялась Надя. - Как же! На мне весь дом: отец пожилой уже, сестренка, брат... Мама у нас давно умерла. Как они там год без меня жили, не представляю... Отец сильно пил после смерти мамы...

Мимо неслась река, лодки у берега, мальчишки, прыгающие с мостков.

- ...Как будто никуда не уезжала, - с удивлением говорила Надя. - И ничего не было, вокзалов, самолетов, строительства, Леньки, вас, этого... она взглянула на шрам у кисти, - ничего. А все было...

От ветра плащ отвернуло, Петр прихватил его конец, и Надя прижалась к нему ближе - невольно.

- ...Там мне все время не хватало дома... Это уже после поняла... Уезжала - не жалела. Все-таки новые места, столько людей... Все боялась, просижу, прожду и ничего не увижу в жизни, кроме наших улиц да этой речки... а выходит, без них тоже нельзя...

- Что у тебя? - Петр поправил полу плаща. - Ну и булавка! Человека заколоть можно.

- Там деньги, - сказала Надя.

- Понятно, - сказал Петр. - Приданое?

- Какое уж там приданое!.. Мне корову покупать надо, - сказала Надя.

- Что? - не понял Петр.

- Корову, - объяснила Надя.

- Корову - в городе?

- Какой у нас город, одно название. - Надя посмотрела на Петра.

Он хохотал.

- Ты что? - не понимая еще, спросила она. - Что ты смеешься?

Петр не мог сразу ответить.

Все казалось так просто - купить корову.

Он смотрел на Надю, не зная, как ей объяснить, что ему не так уж и смешно все это, а скорее неловко от вмешательства в чужую жизнь, понятную ему, хотя и чужую.

В этой жизни были свои вопросы и свои ответы. Ответ Нади поразил его простотой, определенностью. Она говорила о самом насущном, необходимом.

Петр только и нашелся, что спросил первое, что пришло в голову:

- А сколько стоит корова?

- А тебе - зачем? - отчужденно спросила Надя.

- Так. - Петр чувствовал, что он говорит все не то. - Интересно.

Надя посмотрела на него - с обидой, замкнуто.

- Знаешь, - сказала она, - может быть, все это для тебя и смешно, но посадить бы тебе на шею троих детей без матери, узнал бы, зачем людям корова.

Она замолчала.

Молчал и Петр, понимая, что уже не успеет пробиться к ней.

Надя, отвернувшись, смотрела в окно.

Немного у них времени осталось быть вместе.

Берег приближался.

- Все правильно, - сказал он наконец. - Ты извини... Я не смеюсь. Ты права. Каждому нужна своя корова.

- Вы со мной не выходите, - сказала Надя, - а то наши мало ли что подумают. Расспросов не оберешься.

- Ладно, - сказал Петр.

- Может, увидимся еще. - Надя встала.

- Конечно, - сказал Петр. - Вот возьму и приеду...

Надя усмехнулась:

- Не приедете...

И посмотрела на Петра.

Глаза его давно уже не смеялись.

- Хотя, - сказала Надя, помедлив, - кто вас знает... Вон, видите? показала она. - Вверх по улице, третий дом, зеленая крыша.

Петр из окна "Ракеты" видел приближающийся причал.

На причале, кроме пожилого человека в белом картузе, девочки в нарядном платье и парня, примерно ровесника Нади, тоже одетого празднично, в белую рубашку с отложным воротником поверх костюма, никого больше не было.

Все они напряженно всматривались в причаливающую "Ракету".

Еще издали, заметив Надю в проходе между салонами, замахали руками, пожилой человек вскинул картуз.

Они обнимались на причале, окружив все вместе Надю, бестолково суетясь вокруг нее, разбирали чемоданы, свертки, роняли их, смеясь, что-то говоря, и снова обнимались, разглядывая друг друга.

А после пошли по набережной, мимо лодок, пароходов, торопясь домой, ни на кого не обращая внимания, счастливые, занятые лишь тем, что они снова вместе, и Надя, уходя, не обернулась ни разу.

Она была дома, среди своих, а все остальное уже не существовало для нее.

А "Ракета", на которой остался Петр, разворачивалась.

Дым от двигателей стоял над водой.

Она замерла, как бы готовясь к прыжку, и плавно тронулась, оставляя за собой старинный город на горе, церковь, причал - только лодки качнулись от волны, еще немного, и сама она исчезла за поворотом реки.