Василий Шукшин - И разыгрались же кони в поле

Потом Кондрат и Минька пошли на выставку - ВДНХ.

Минька вспомнил свой экзамен, и ему стало вдвойне хорошо.

- Вот ты, например, человек, - заговорил он, слегка пошатываясь. - И мне сказали, что тебя надо сыграть. Но ведь ты - это же не я, верно? Понимаешь?

- Понимаю. - Кондрат шел ровно, не шатался. - Тут дурак поймет.

- Значит, я должен тебя изучить: характер твой, повадки, походку... Все выходки твои, как у нас говорят.

- А то ты не знаешь?

- Я к примеру говорю.

- Ну-ка, попробуй мою походку, - заинтересовался Кондрат.

- Господи! - воскликнул Минька. - Это ж пустяк! - Он вышел вперед и пошел, как отец, - засунув руки в карманы брюк, чуть раскачиваясь, неторопливо, крепко чувствуя под ногой землю.

Кондрат оглушительно захохотал.

- Похоже! - заорал он.

Прохожие оглянулись на них.

- Похоже ведь! - обратился к ним Кокдрат, показывая на Миньку. Меня показывает - как я хожу. Миньке стало неудобно.

- Молодец, - серьезно похвалил Кондрат. - Учись - дело будет.

- Да это что?.. Это не главное. - Минька был счастлив. - Главное: донести твой характер, душу... А это, что я сейчас делал, - это обезьянничанье. За это нас долбают.

- Пошто долбают?

- Потому что это не искусство. Искусство в том, чтобы... Вот я тебя играю, так?

- Ну.

- И надо, чтобы в том человеке, который в конце концов получится, были и я и ты. Понял? Тогда я - художник...

- Счас пойдем глянем одного жеребца, - заговорил вдруг Кондрат серьезно. - Жеребец на выставке стоит образцовый!.. - Он зло сплюнул, покачал головой. - Буяна помнишь?

- Помню.

- Приезжала нынче комиссия смотреть - я его хотел на выставку. Забраковали, паразиты. А седня прихожу на ВДНХ, смотрю: стоит образцовый жеребец... Мне даже нехорошо сделалось. Какой же это образце вый жеребец, мать бы их в душеньку! Это ж кролик против моего Буяна. Я б его кулаком с одного раза на коленки уронил, такого образцового.

Минька представил Буяна, гордого вороного жеребца, и как-то тревожно, тихонько, сладко заныло сердце. Увидел он, как далеко-далеко, в степи, растрепав по ветру косматую гриву, носится в косяке полудикий красавец конь. А заря на западе - в полнеба, как догорающий соломенный пожар, и чертят ее - кругами, кругами - черные стремительные тени, и не слышно топота коней - тихо.

- Буяна помню, как же, - негромко сказал Минька. - Хороший конь.

Кондрат долго молчал. Сощурил синие глаза и смотрел вперед нехорошо - зло.

- Я его последнее время сам выхаживал, - заговорил он. - Фикус ему в конюшню поставил - у его там, как у невесты в горнице, стало. Как дите родное, изучил его. Заржет черт те где, а я уж слышу... Забраковали!.. - Кондрат замолчал. Ему было горько.

Минька тоже молчал. Расхотелось говорить об искусстве, не думалось о славной, нарядной судьбе артиста... Охота стало домой. Захотелось хлебнуть грудью степного полынного ветра... Притихнуть бы на теплом косогоре и задуматься. А в глазах опять встала картина: несется в степи вольный табун лошадей, и впереди, гордо выгнув тонкую шею, летит Буян. Но удивительно тихо в степи.

- Да, - сказал он.

- Со всего края приезжали смотреть...

- Да ладно, чего уж теперь.

...Образцовый жеребец стоял в обазцовой конюшне, за невысокой оградкой. Косил на людей большим нежнофиолетовым глазом, настороженно вскидывал маленькую голову, стриг ухом.

Остановились около него.

- Этот?

- Но. - Кондрат смотрел на жеребца, как на недоброго человека, ехидные повадки которого хорошо изучил. - Он самый.

- Орловский.

- По блату выставили.

- Красивый.

- "Красивый", - передразнил сына Кондрат. - Ты уж... лучше походки изучай, раз не понимаешь.

- Чего ты? - обиделся Минька.

- Ты сядь на него да пробежи верст пятьдесят - тогда посмотри, что от этой красоты останется.

- Но нельзя же сказать, что он некрасивый!

- Вот за эту красоту он и попал сюда. У нас ведь все так... Конечно, полюбоваться можно, особенно кто не понимает ни шиша. А ты глянь! - Кондрат перешагнул оградку и пошел к жеребцу. Тот обеспокоился, засучил ногами. - Трр, той! - прикрикнул Кондрат. Гляди сюда - это грудь? Это воробьиное колено, а не грудь. Он на двадцатой версте захрипит...

Тут к ним подошел служитель в синем комбинезоне.

- Гражданин, вы зачем зашли туда?

- На коняку вашего любуюсь.

- Смотреть отсюда можно. Выйдите.

- А если я хочу ближе?

- Я же вам русским языком сказал: выйдите. Нельзя туда.

Кондрат выразительно посмотрел на сына, вышел из оградки.

- Понял? Издаля только можно. Потому что знающие люди враз раскусят. Чистая работа! Служитель не понимал, о чем идет речь.