Василий Шукшин - Мнение

Василий Шукшин

Мнение

Некто Кондрашин, Геннадий Сергеевич, в меру полненький гражданин, голубоглазый, слегка лысеющий, с надменным, несколько даже брезгливым выражением на лице, в десять часов без пяти минут вошел в подъезд большого глазастого здания, взял в окошечке ключ под номером 208, взбежал, поигрывая обтянутым задком, на второй этаж, прошел по длинному коридору, отомкнул комнату номер 208, взял местную газету, которая была вложена в дверную ручку, вошел в комнату, повесил пиджак на вешалку и, чуть поддернув у колен белые отглаженные брюки, сел к столу. И стал просматривать газету. И сразу наткнулся на статью своего шефа, "шефуни", как его называли молодые сотрудники. И стал читать. И по мере того, как он читал, брезгливое выражение на его лице усугублялось еще насмешливостью.

- Боженька мой! - сказал он вслух. Взялся за телефон, набрал внутренний трехзначный номер. Телефон сразу откликнулся:

- Да. Яковлев.

- Здравствуй! Кондрашин. Читал?

Телефон чуть помедлил и ответил со значительностью, в которой тоже звучала насмешка, но скрытая:

- Читаю.

- Заходи, общнемся.

Кондрашин отодвинул телефон, вытянул тонкие губы трубочкой, еще пошуршал газетой, бросил ее на стол - небрежно и подальше, чтоб видно было, что она брошена и брошена небрежно... Поднялся, походил по кабинету. Он, пожалуй, слегка изображал из себя кинематографического американца: все он делал чуть размашисто, чуть небрежно... Небрежно взял в рот сигарету небрежно щелкнул дорогой зажигалкой, издалека небрежно бросил пачку сигарет на стол. И предметы слушались его: ложились, как ему хотелось, - небрежно, он делал вид, что он не отмечает этого, но он отмечал и был доволен.

Вошел Яковлев.

Они молча - небрежно - пожали друг другу руки. Яковлев сел в кресло, закинул ногу на ногу, при этом обнаружились его красивые носки.

- А? - спросил Кондрашин, кивнув на газету. - Каков? Ни одной свежей мысли, болтовня с апломбом, - он, может быть, и походил бы на американца, этот Кондрашин, если б нос его, вполне приличный нос, не заканчивался бы вдруг этаким тамбовским лапоточком, а этот лапоточек еще и - совсем уж некстати слегка розовел, хотя лицо Кондрашина было сытым и свежим.

- Не говори, - сказал Яковлев, джентльмен попроще. И качнул ногой.

- Черт знает!.. - воскликнул Кондрашин, продолжая ходить по кабинету и попыхивая сигаретой. - Если нечего сказать, зачем тогда писать?

- Откликнулся. Поставил вопросы...

- Да вопросов-то нет! Где вопросы-то?

- Ну как же? Там даже есть фразы: "Мы должны напрячь все силы...", "Мы обязаны в срок..."

- О да! Лучше бы уж он напрягался в ресторане - конкретнее хоть. А то именно - фразы.

- В ресторане - это само собой, это потом.

- И ведь не стыдно! - изумлялся Кондрашин. - Все на полном серьезе... Хоть бы уж попросил кого-нибудь, что ли. Одна трескотня, одна трескотня, ведь так даже для районной газеты уже не пишут. Нет, садится писать! Вот же Долдон Иваныч-то.

- Черт с ним, чего ты волнуешься-то? - искренне спросил Яковлев. Дежурная статья...

- Да противно все это.

- Что ты, первый год замужем, что ли?

- Все равно противно. Бестолково, плохо, а вид-то, посмотри, какой, походка одна чего стоит. Тьфу!.. - и Кондрашин вполне по-русски помянул "мать". - Ну почему?! За что? Кому польза от этого надутого дурака. Бык с куриной головой...

- Что ты сегодня? - изумился теперь Яковлев. - Какая тебя муха укусила? Неприятности какие-нибудь?

- Не знаю... - Кондрашин сел к столу, закурил новую сигарету. - Нет, все в порядке. Черт ее знает, просто взбесила эта статья. Мы как раз отчет готовим, не знаешь, как концы с концами свести, а этот, - Кондрашин кивнул на газету, дует свое... Прямо по морде бы этой статьей, по морде бы!..

- Да, - только и сказал Яковлев.

Оба помолчали.

- У Семена не был вчера? - спросил Яковлев.

- Нет. Мне опять гостей бог послал...

- Из деревни?

- Да-а... Моя фыркает ходит, а что я сделаю? Не выгонишь же.

- А ты не так. Ты же Ожогина знаешь?

- Из горкомхоза?

- Да.

- Знаю.

- Позвони ему, он гостиницу всегда устроит. Я, как ко мне приезжают, сразу звоню Ожогину - и никс проблем.

- Да неудобно... Как-то, знаешь, понятия-то какие! Скажут: своя квартира есть, а устраивает в гостиницу. И тем не объяснишь, и эта... вся испсиховалась. Вся зеленая ходит. Вежливая и зеленая.

Яковлев засмеялся, а за ним, чуть помедлив, и Кондрашин усмехнулся.

С тем они и расстались, Яковлев пошел к себе, а Кондрашин сел за отчет.