Валериан Скворцов - Гольф с моджахедами

Он почти беспрерывно жевал купленные ещё в Москве подушечки "Орбит". Курьер продрог в пиджаке и фуфайке под потертым камуфляжем, выданным взамен штатского пальто на аэродроме в Раменском. Обильная слюна, выделяемая при жевании, - оправданный навык - спасала от простуды. Во всяком случае, кашель или чих не выдали его, когда обходили охранные заставы федералов, которые на ночь и при туманах выдвигали слухачей с собаками.

В ночной переправе через бурливую речку, от которой несло серой, его ослик, пущенный в одиночку, разъехался копытцами на обледенелой трубе газопровода, сохранившейся возле обрушенного моста, и сорвался в вонючую темноту. Цинки перенесли на руках, обвязав веревками, концы которых для страховки закрепили карабинами на берегу. Второй ослик оказался удачливей.

За рекой к двум имевшимся конвойным прибавились ещё трое с запущенной щетиной. Дорога сузилась, превратилась в горную тропу. С подъемами курьер справлялся, на спусках же он несколько раз падал из-за стертых подошв. Сапоги, как и камуфляжную куртку, тыловой вахлак в Раменском выдал ношенные, может, из остатков от "груза 200" (1).

В сложенных из плоского камня домах, где дневали, не разводя огня, не удалось разжиться какой-либо хламидой для утепления. Разграбление брошенных деревень казалось абсолютным. Стены и игрушечные башенки над домами, ветшая, ссыпались на узкие улочки, а потом ещё ниже, обычно в крутой распадок с ручьем.

Запыхавшегося Кащея с "этюдником" привел из такого распадка конвоир тот, что помоложе. Слезящимися глазками старикашка обшарил цинки, плохенькую экипировку, серое лицо и драные от падений перчатки московского призрака. Скособочив голову на тощей шее, гнусаво спросил:

- Пофаныжить имеешь?

Звучало по фене. Лучшим представлялось помолчать.

В сумерках, определившись по компасу на Мекку, джигиты разулись и, брызнув из фляг на мучнистые, со следами обморожения ступни, совершили на маскхалатах намаз. Старший боевого охранения с "Винторезом", оснащенным ночным прицелом, и ещё двое - один с гранатометом РПГ-7, другой с автоматом АК-74 - переместились в арьергард каравана. Раньше шли впереди.

Чутье подсказывало, что линия фронта, если она существовала, пройдена и осталась за спиной. Во всяком случае, опасаться разборки с федералами теперь не приходилось. Внутреннее напряжение, не отпускавшее даже на привалах после изматывающих маршей, ослабело.

Нейлоновая бечевка, намотанная выше ладони, засалилась и вполне сошла бы за путы, если бы пришлось подделываться под заложника. Обрывком предусмотрительно снабдил очкастый бородач, не удосужившийся назваться. На промозглом Раменском аэродроме он втягивал голову в плечи так, что воротник кожаного реглана подпирал натянутый до ушей картуз "под Жириновского". Будто прятал лицо. Да и борода сидела кривовато.

Явиться к самолету в Раменском, где состоялся внезапный контакт с карикатурным типом, ему, аспиранту военного института на Садовой-Триуфальной рядом с Театром Сатиры, приказала менеджерша по безопасности казино "Чехов". Это заведение на Малой Дмитровке набирало в охрану армейских офицеров. Бывшим или действующим кегебистам и ментам в найме отказывали. Казино, кратно окупившись за две зимы беспрерывного праздника нового тысячелетия, подлежало ликвидации вместе с залами игральных автоматов. Если нужна новая работа, сказала менеджерша, есть предложение. Назвала цену, направление заброски, сроки и гарантировала крутую ксиву. Пообщала: поездка, в сущности, курортная - на юг, к Черному морю.

В нескольких сотнях километрах от этого моря он и брел теперь в бандитской компании, стараясь не свернуть шею на обледенелых подъемах и спусках.

Человек в камуфляже отрыгнул съеденные на ходу шпроты. Одолевала кислая тошнота, отчего он то и дело кашлял, жгло под ложечкой... Желудок испортил... Впрочем, и от армейской свиной тушенки, не полагавшейся бойцам "джихада", его обычно тоже выворачивало. Интендантам по определению полагалось воровать. Иначе зачем ими становиться? В армию, по его мнению, люди шли, чтобы не заботиться о жратве, жилье и одежке. Не гипотетической же смерти ради, даже героической и действительно за родину, и действительно в бою...

Сколько же в нем накопилось непростительной злобы и нехорошей досады!

Он утешался подсчетом заработанного. В сутки выходило по шестьдесят долларов, на круг получалось почти семьсот.

...По траве свекольного цвета, дожившей до весны под кронами неизвестных ему деревьев, они почти вышли к опушке - уже просматривался берег речки, - когда местность накрыла артиллерия. Кащей, взгромоздив над хилой плотью "этюдник", будто он был бронированный, сказал между взрывами: