Алексей Смирнов: Антигримаса, или Осторожно, март !

Алексей Смирнов

Антигримаса,

или Осторожно, март!

Гадалка нагадала Ейвину, что у него все, в общем-то, сложится в жизни неплохо, когда бы не март. "Вот месяца марта - берегись" - так она его напутствовала, забирая денежку.

"Март?- внутренне удивился суеверный Ейвин. - Надо же, какая напасть".

И он стал вспоминать все прошлые марты, надеясь приплести к ним те немногие неприятности, что с ним, как и с каждым, случались. Но приурочить что бы то ни было именно к марту ему не удалось. Пару раз Ейвину почудилось, что он вышел на след, однако пристрастный анализ разрушал его построения.

А март был на носу. Ейвину пришло в голову, что он никогда не жаловал эту пору. Зима и так по сути своей дрянь, а тут еще тление этой дряни, сопливый лед, небесная манна, которой лучше бы не было... Разложение не то что умершего, но никогда не жившего. Вот апрель, а в особенности май другое дело! Почки набухают, листья распускаются, цветут цветы.

Ейвин справился по календарю насчет числа, узнал, что нынче - февраля двадцать четвертое. "Пожалуй, - решил он, - стоит уладить все дела загодя. Чтобы не осталось ничего важного, ничего сомнительного, на чем можно поскользнуться". И он немедленно взялся за работу. Правда, улаживать было нечего. Дела служебные шли гладко, дела семейные - за отсутствием семьи тоже. Квартира застрахована, она же - на сигнализации и за двумя железными дверями, есть и скромные сбережения. Друзья и знакомые? Симпатичные люди без камней за пазухой и ножей за поясом. Женщины? Иногда, без взаимных претензий. А! Вот! Здоровье!

Ейвин отправился в поликлинику, наплел с три короба насчет вымышленной поездки куда-то - дескать, нуждается в полном обследовании, которое и получил, и выяснил, что отклонений в нем не замечено. Не пошел к одному только психиатру: тот полез бы раскапывать старые комплексы, а Ейвин хорошо про них знал и без врача. Комплексы глухо бухтели, Ейвин, если они слишком уж наглели, орошал их грибным рациональным дождичком, и все становилось нормально.

Но все-таки кое-что он предпринял: всем подряд написал письма, застраховал, в дополнение к квартире, собственную жизнь, составил завещание, приобрел газовый пистолет, заглянул в церковь, где и покаялся. И образок купил, повесил на стену. На упаковках с пищевыми продуктами внимательно отслеживал дату изготовления и срок реализации. Перестал пользоваться легковым транспортом, полагая, что грузовой общественный - надежнее. И вообще ходил с опущенным взором, так как не мог исключить вредоносности постороннего глаза.

Надо же было такому случиться, что именно 1 марта его пригласили в гости. Ожидались только свои, посиделки предполагались безобидные - никаких кабаков и девок, избави Бог, культурно-разморенное едье и питье под забытых бардов. Суеверный Ейвин все же был не до такой степени труслив, чтобы отказаться. Не лежать же целый месяц пластом на кровати, глядя в потолок, который запросто может обрушиться. Он оделся почище и пошел, купил по дороге букетик каких-то цветочков - Ейвин не разбирался в растениях. Ему показалось, что красивые. И хозяйке показалось, что красивые: так она сказала. И убрала подальше: цветочки, выбранные Ейвиным, дарили одним покойникам.

Подоспело время кушать, все расселись, нашлепали салатов, нацедили беленькой. Ейвин потянулся за салфеткой, чтобы защитить свои светлые брюки, и с ужасом заметил на правом бедре непристойное, необъяснимо крупное пятно. Именно что вляпался во что-то - бедром, а не прислонился, не капнул. Откуда оно взялось? Аккуратный Ейвин не мог не обратить на него внимания и уж, конечно, не надел бы в гости таких брюк. Дефект нуждался в срочной маскировке, и потому Ейвин развернул салфетку полностью и постелил с правым креном. Но ему казалось, что омерзительная клякса видна и сквозь крахмальную белоснежную ткань.

Разумеется, пришлось отказаться от танцев. Покурить Ейвин выходил бочком, прихватывая себя за бедро и тетарально морщась: разболелся, знаете ли, тазобедренный сустав. Работа-то сидячая! Сидим вот и заплываем жиром, костенеем в солях, а любовь к производственной гимнастике умерла нерожденной. Исподтишка Ейвин ощупывал пятно: оно ощущалось жирным и влажным; после он украдкой нюхал пальцы и хмурился: запах был слабый, но неприятный, неприличной разновидности. В конце концов пятно настолько растревожило Ейвина, что он укрылся в туалете, где приспустил брюки и принялся жадно исследовать дефект. Прежде всего он отметил, что сама по себе нога совершенно чистая. Зато брючина пропиталась неизвестной пакостью насквозь, с шелковой подкладкой вместе. Примостившись поудобнее, Ейвин согнулся и теперь уже в полную силу, с проникновением в суть вещей внюхался в пятно. Явно рвотный компонент в аромате. Как он, Ейвин, добирался? Автобусом, понятно. Вот вам и безопасность общественного транспорта какая-то забулдыжная сволочь не сдержала харч.