Но он мне не поверил и мрачно спрятал бумажку обратно в пинжак же. Он до того сжился с супружеским зобом, что не видел возможности уклониться от этой уважительной редкости. Он думал, будто вполне заслужил себе право иметь зоб.
А говорят - безумие на двоих. Какое тут безумие, когда обобществляется материальный нарост. Это не безумие. Впрочем, оно там тоже было.
Еще один довесок
Ночь. Тело без паспорта. Вынуто из сугроба. Доставлено без комментариев, почти не дышит, не говорит даже, пахнет химией, мелкие ссадины. На снимке - непонятно.
Звать нейрохирурга всегда стыдно. Он добрый человек, пожилой, спит дома, в больнице не дежурит. А вдруг напрасно позовешь? Машину зря гонять, будить, операционную готовить. Брить бесчувственное тело.
Тем более, что доктор безотказный, поедет.
У него, правда, на выходе результаты не очень. Ничего не попишешь, тяжелые очень больные.
- Здравствуйте... У нас тут, знаете ли... Я не могу исключить...
- Ну хорошо, я приеду, насверлю ему дырок, а дальше - как бог решит.
- Видите ли, я не уверен, что там что-то будет такое, чтобы сверлить...
- Ну, напиши, что есть подозрения, я приеду, зачеркну.
Ноу Хау
Когда у нас была Империя Зла, это были не пустые слова.
Рейган знал, про кого говорил.
На четвертом курсе я учился оперативной хирургии. Дело это было дохлое, потому что какой из меня хирург. Там учить приходилось много, наизусть, да еще руками резать, трупов. И собак живых. Они потом бегали и плодились по всему институту, кое-как сшитые.
Однажды я даже порезался и радостно стоял в сторонке, следил за скучным потрошением. "Самострел!" - обозвал меня доктор. Но помиловал. Начал рассказывать про интересную операцию трахеостомию, которую должен уметь делать любой доктор, даже какой-нибудь захудалый физиотерапевт из поликлиники, который только и понимает, что нажимать кнопку "пуск", да переворачивать песочные часы.
Потому что такая грубая дырка в горле может спасти чью-нибудь неосторожную жизнь.
Эту трахеостому - под одноименный учебный фильм - нам провертели во всех местах по закону созвучия. Рассказывали, как мама сделала ее ребятенку столовым ножиком, и тот задышал. Еще одному везунчику прокрутили в туалете, штопором. Гвоздем делали, шилом, еще чем-то. Может быть, пальцем. Да мне-то что, я все равно не умею. Сделаешь - и не отпишешься.
Но вернемся к Империи Зла и Рейгану.
Берет наш доктор хитрую железяку с острым концом, трубку. На дворе 1984 год.
- Вот так, - показывает. - Вбиваете в горло, разворачиваются лепестки, для фиксации. И пациент дышит. Это у нас такую придумали! Ни у кого нет. Даже у американцев. Их полицейские, между прочим, обучены делать трахеостомию, в рамках неотложной помощи. Для спасения мирных граждан. И дыроколы у них есть, но только у нас теперь намного лучше.
- А надо им продать, - прошелестел вкрадчивый голос одного нашего товарища, который, как я уже рассказывал, украл аппарат "Электросон".
У доктора запотели очки. Он покачал головой и недоуменно расхохотался:
- Вы что? Во дает!... Нашли друзей!...
Голубой вагон
Доцент-фтизиатр был милейший субъект, имел фамилию Афанасьев.
Учил нас, если можно так выразиться, туберкулезу. Предмет был такой: Туберкулез. Мы все вздрагивали: вдруг научимся? Тем более, что завкафедрой нам намекала на лекции: "При этом заболевании бывает покашливание... вот точно такое, как сейчас покашляли, на заднем ряду".
Хочется что-нибудь про доцента Афанасьева рассказать хорошее - и вроде как нечего, а жаль. Плохое-то всегда тут как тут.
Все ему было по светлому и солнечному сараю. Учил он нас очень добросовестно, все объяснял легко и просто, никого не тиранил, отметок не ставил. Объясняя какое-нибудь лечение, заканчивал с неизменной улыбкой и поднятым пальцем: "И... санитарно-гигиенический режим".
Повторяя это в пятый раз, торжествующе вставлял слово "конечно".
После чего расплывался еще радостнее, совсем сыто. Он знал, что нам до этого режима. И какой вокруг режим.
И, конечно, на отвлеченные темы любил порассуждать.
В апреле 1985 года Генеральный Горби учинил пленум, где поставил задачи. Туберкулез каким-то образом стал поводом их обсудить.
- Они собираются сделать революцию, - ласково улыбался Афанасьев. Ему было видно нечто покойное и тихое, далекое от всех революций. - Революцию. Вы знаете, что у нас в 17-м году была революция? Ну вот.
Потом, после очередной политинформации, сказал еще так:
- Я не понимаю, зачем важных деятелей провожают в аэропорту. Вот я, например, поехал бы на вокзал - вы меня станете провожать? Да мне и не надо. Ну, может быть, чемодан донести, кому-то одному.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу