Алексей Смирнов: Мемуриалки - 1

Венерический Мемуар

Мне, откровенно говоря, немного жалко Венеру. Когда я смотрю на культяшки, оставшиеся от ее шаловливых рук, когда я вижу ее надтреснутый нос, то лишний раз убеждаюсь в правильности названия одноименных болезней.

С ними я сталкивался мало - не знаю уж, увы или не увы. Слегка увы, потому как это же целый пласт общественного сознания. Сколько там можно услышать, сколько порассказать! Я же в своей практике ограничился мычащими парализованными бедолагами, истероидными нимфоманками, алкашами и откровенными психами.

Впрочем, кое-что я все-таки могу рассказать. Это истории из пасмурных студенческих времен, в которые мне, как не знавшему сифилиса, влепили на экзамене двойку.

Это, конечно, к делу не относится - просто обидно до сих пор.

Люди, попавшие к венерологам, имеют свою специфику.

Один, например, утверждал, будто "все у него случилось после того, как он помочился на ржавый трактор".

Другой, челаэк васточный, пошел в глухую несознанку. У него была классическая первая стадия сифилиса, как по учебнику, но он, бедовая голова, все отрицал. И - ай, молодца! - выиграл процесс. Оказалось, что у него что-то очень редкое, но другое. Выписываясь через две недели, он запахнулся в кожаный плащ и гордо каркнул: "Нада знать, с кэм спать!"

Третий явился по собственному почину. Он клялся и божился, что распознал у себя твердый шанкр. Его, конечно, стали осматривать и ровным счетом ничего не нашли. Клиент был чист, как новорожденный младенец. "Нет, есть! - упирался он. - Несите лупу!"Принесли лупу, стали смотреть. И, что поразительнее всего, нашли!

Изучение такой веселой науки рождает множество недоразумений. Венерологи очень любят разные образные выражения: "ожерелье Венеры", "трамвайный симптом", и так далее. Вот показательный пример: при первичном сифилисе в паху увеличивается лимфоузел. Он становится здоровенным, как доброе яйцо, а вокруг проступают другие, помельче. Так вот французские венерологи называют этот главный узел "мэром города", а остальные - его "горожанами". Однажды на экзамене некий субчик слегка запамятовал, как надо говорить, и на вкрадчивый, сладкий вопрос профессора "Ну, а как это образование именуют французы?" ответил, что главный лимфоузел - это Председатель Ленгорисполкома.

И был еще случай, за который не ручаюсь, но мне клялись, что это чистая правда. Шел экзамен; на экзамене бывает так называемая практическая часть. Приводят больного, студент его внимательно осматривает и после рассказывает о том, что увидел. Один экзаменуемый завел пациента в темный угол, велел расстегнуть штаны и принялся изучать. Профессор раздраженно одернул его: что вы, дескать, в закутке корячитесь - ведите больного сюда. Взволнованный экзаменуемый кивнул, схватил клиента за орган, представлявший клинический интерес, и спешно повел к столу, за что и получил почему-то два балла; почему - не пойму до сих пор.

Воцерковление

Оно не состоялось.

Вопреки моим усилиям, пускай и скромным.

Наверно, это плохо, и мне потом здорово достанется.

Правда, я крестился в православную веру в зрелом возрасте, в 1987 году - на волне неофитства, когда потрепанный задник, являвший собой затасканную картину мира, начал медленно оползать, являя ошеломленному взору всевозможные откровения.

Но очень скоро я понял, что совсем не гожусь в аскеты. Однажды, помнится, готовясь к завтрашней литургии, я попытался соблюсти пост: не ел мясного-молочного, не пил вина и держался молодцом, но молодечество давалось мне ценой неимоверных страданий. На беду, жена купила коробку пирожных-картошек, двенадцать штук. И вот она пришла домой и увидела, что я, недвижимый, возлежу на диване и гляжу в потолок, а коробка пуста. Или почти пуста, сейчас уже не помню. Я оправдывался, говоря, что в картошках нет ничего ни молочного, ни мясного, и буква соблюдена. Но червячок сомнения не спал, делая свое черное землеройное дело.

В 1990 году наши искания привели нас в экуменическую общину брата Роже, что в Тезе, во Франции, близ аббатства Клюни.

Стараниями товарища мы свели знакомство с братом Армином, симпатичным экуменистом из лютеран, который как раз приехал в тогдашний еще Ленинград вербовать себе сторонников. Он худо-бедно говорил по-русски и даже оплатил нам дорогу в их трогательный религиозный лагерь - до того им, монахам, хотелось заполучить к себе ортодоксов.

У нас собралась компания, я купил бутылку коньяка, отвергая всякие возражения и увещевания. Коньяк никто не пил, кроме хозяина дома, и я к концу вечери ощущал себя очень недурственно. Однако надо было что-нибудь и сказать, а то я молчал все время. О чем говорить с братом Армином я, естественно, не имел представления и мучительно подыскивал тему, способную его захватить.