Что я любил на берегу Кедрона
Иосафатовой долины свежий мир,
Что с высоты божественной Сиона
Внимал я духом песням горних лир;
Что, долго раб житейского обмана,
Послышал раз я неземной призыв,
Когда в водах священных Иордана
Омылся я, молитву сотворив.
1853
Зинаида Гиппиус
(1869–1945)
Мы не жили – и умираем
Среди тьмы.
Ты вернешься… Но как узнаем
Тебя мы?
Все дрожим и себя стыдимся,
Тяжел мрак.
Мы молчаний Твоих боимся…
О, дай знак!
Если нет на земле надежды —
То все прах.
Дай коснуться Твоей одежды,
Забыть страх.
Ты во дни, когда был меж нами,
Сказал Сам:
«Не оставлю вас сиротами,
Приду к вам».
Нет Тебя. Душа не готова,
Не бил час.
Но мы верим – Ты будешь снова
Среди нас.
1901
Николай Гнедич
(1784–1833)
Сменяйтесь времена, катитесь в вечность годы,
Но некогда весна бессменная придет.
Жив Бог! Жива душа! И, царь земной природы,
Воскреснет человек: у Бога мертвых нет!
Сергей Городецкий
(1884–1967)
У Гроба Воскресшего Господа
Солнце плыло из-за утренней зари,
Мироносицы ко гробу тихо шли.
Скорбь овеяла их облаком седым:
Кто у входа камень тяжкий сдвинет им?
Ароматы держат в трепетных руках.
Выплывает солнце в медленных лучах,
Озаряет солнце темный, низкий вход.
Камня нет. Отвален камень. Ангел ждет,
Ангел белый над гробницей Божьей встал,
Мироносицам испуганным сказал:
– Не ищите Иисуса: Он воскрес,
Он на Небе и опять сойдет с Небес.
Тихий ужас, сладкий трепет и восторг
Вестник чуда из сердец всех жен исторг.
Лобызают ткани светлые пелен.
Солнце встало. В небе светлый, вечный звон…
Дремлют воды Иордана,
Спит развенчанный Сион,
В ризе влажного тумана
Исчезает Елеон. —
Тихо воздух благовонный
Нежит знойный прах земли,
И шумит волною сонной
Море Мертвое вдали: —
Мнится, тайны величавой,
Средь томительного сна,
Или дум борьбы кровавой
Ночь тяжелая полна.
В небе дальнем месяц блещет,
Смотрит весел и игрив;
Бледный свет его трепещет
В темной зелени олив,
И, в лучах его блистая,
В сон глубокий погружен,
Листья длинные качая,
Озарился Елеон.
Полон муки беспредельной
И любви горячих слез,
Человек в тоске смертельной
Руки чистые вознес;
Ближе смерть! Страшнее битва!
Кровь с лица Его бежит;
Безответная молитва
На устах Его дрожит.
Он один, в часы ночные,
Полон страха и скорбей,
Где же спутники младые,
Где семья Его друзей?
Или, чуждые заботы,
Преклонясь на прах земли,
Одолеть ночной дремоты
В час тяжелый не могли?
Или спят? а Он с любовью
Тихо молится за них;
И скорбит, и плачет кровью
За Апостолов Своих.
Спите тихо до рассвета!
Ближе, ближе страшный час!
Ныне кровь Его завета
Проливается за вас.
Но вот, к пещере сокровенной,
Среди страстей неодолим
Народ толпой ожесточенной
Идет, сомнением томим.
Во тьме ночной мечи сверкают,
При бледном свете фонаря,
И лица грозные мелькают,
Безумной злобою горя.
Народ! – Давно ли он одежды
К ногам Учителя бросал,
И очи, полные надежды
К Нему, моляся, обращал?
А ныне, грозною толпою,
Как дикий зверь, освирепев,
Он поздней крадется тропою
В тени развесистых дерев.
Давно ли он водил с мольбою
К больным и немощным Врача?
А ныне злобно дышит кровью
И машет лезвием меча.
Сбылось. Народ остановился!
И вот, покорствуя судьбе,
Один, в неслыханной борьбе,
От них украдкой отделился;
Стоит в волнении страстей,
С преступной мыслию своей;
Дрожит и борется, и очи
Кружит в мучительной тоске —
В сей страшный час великой ночи
Судьба земли в его руке!
И тихо ждет его Спаситель;
Он медлит… страшно… он идет,
И, молвя: «Радуйся, Учитель!» —
Его лобзаньем предает…
Зачем озлобленной толпой,
Беснуясь в ярости слепой,
Народ по улицам теснится?
Или во имя Бога сил
Среди поруганных могил
Проснулся бедный Израиль
И жаждой мщения томится?
Куда, волнуясь и шумя,
Идет, оружием гремя?
Не на молитву в дом Иеговы
В урочный час выходит он,
А в дом суда, где гегемон,
Казнить и миловать готовый,
Творит расправу и закон.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу