Анатолий Собчак - Дюжина ножей в спину

Дальнейшие события Вам известны - сейчас я нахожусь в кардиореанимации с диагнозом острый инфаркт миокарда. Сейчас, спустя три недели, мое состояние стабилизировалось. Поскольку сотрудники следственной группы продолжают в СМИ распускать слухи о том, что я якобы "испугался допроса" или что моя болезнь уловка, чтобы уйти от дачи показаний, я заявляю, что мне нечего скрывать и я готов ответить на вопросы следователей.

Учитывая, что, по-видимому, мне вскоре предстоит операция, я хотел бы, по понятным причинам, чтобы моя встреча со следователями состоялась до операции.

Думаю, что состояние здоровья и разрешение врачей позволят мне это. Надеюсь, что Вы понимаете, что травля, продолжающаяся в СМИ с подачи "источников, близких к следственной группе", не прибавила мне здоровья, но тем более я не хочу давать повод для новых инсинуаций.

Прошу Вас выделить для моего допроса любого следователя, но не из тех, кто своими грубейшими процессуальными нарушениями и бесцеремонным обращением с законом уже довел меня однажды до больничной койки.

А. А. Собчак.

23. X. 97 г.

И второе:

Генеральному прокурору РФ Скуратову Ю. И.

от Собчака Анатолия Александровича,

проживающего по адресу:

Санкт-Петербург, Мойка, 31, кв. 8.

Уважаемый господин Генеральный прокурор!

Мне стало известно о заявлении руководителя следственной группы Генпрокуратуры г-на Лысейко о том, что группа не может завершить расследование по делу фирмы "Ренессанс" из-за невозможности получить мои свидетельские показания по данному делу. Это очередная ложь, которой за три года ведения следствия накопилось более чем достаточно. Напомню, что 23 октября 1997 года я из больницы написал на Ваше имя заявление о своей готовности дать свидетельские показания следователям и о том, что врачи разрешили сделать это. Однако ответа (реакции) на мое заявление не последовало.

2 февраля 1998 года в телефонном разговоре с Лысейко я вновь подтвердил свою готовность дать свидетельские показания в официальной обстановке в Российском посольстве во Франции. Лысейко обещал в течение 1-2 недель сформулировать вопросы и направить их по официальным каналам в Париж. Но и этого не произошло.

Считаю, что попытка сфабриковать против меня уголовное дело и расправиться со мной имеет явную политическую подоплеку и ничего, кроме вреда, ни Вашему ведомству, ни России не принесет.

Я по-прежнему готов ответить на любые вопросы следователей, так как мне нечего скрывать и бояться - я никогда не совершал каких-либо действий, противоречащих закону. Опасаюсь я только одного - недобросовестности следствия и грубых нарушений законности со стороны Ваших подчиненных, как это уже имело место 3 октября 1997 года при незаконной попытке моего задержания.

С уважением и готовностью ответить

на любые Ваши вопросы

Анатолий Александрович Собчак.

9 марта 1998 года.

О подробностях самой этой истории с моим задержанием я расскажу чуть позже, а здесь хочу только напомнить, что суд и только суд может признать кого-либо виновным в совершении преступления. Но именно суда боятся организаторы данного "дела" - ведь суду им предъявить нечего. Газетными статьями доказательств не заменишь! Поэтому они будут затягивать следствие как можно дольше, на годы. По старому принципу Ходжи Насреддина: либо шах помрет, либо ишак сдохнет.

И еще они надеются на то, что годы проходят и все в конце концов забудут и Собчака, и его злополучное "дело".

Об этом "деле" лучше всего написал Е. Евтушенко, который навестил меня в Париже:

У киллеров нет перекура.

Счастливцы, кто недоубит,

И бывший мэр Санкт-Петербурга

В Париже вроде бы забыт.

Но он, вдали от всех рогатин

Здесь наблюдаемый врачом,

Непоправимо элегантен,

Неумолимо обречен.

Есть обреченные на зависть.

Порода эта такова,

Что в ребра им всегда вгрызались

И рвали в клочья рукава.

И не пошел он с остальными

Ни в паханы, ни в холуи.

Глаза старались быть стальными,

Не вышло. Теплые. Свои.

Такие в них блестят грустинки,

И в самой-самой глубине

Лежат, как девочки-грузинки,

Надежды мертвые на дне.

Ни от кого не ждет поблажки,

Ни на кого не держит зла.

Подделать можно все бумажки,

Но не подделаешь глаза.

И не беглец - скорей изгнанник,

Герой еще вчерашних битв,

Он подозреньями изранен

И обвиненьями обвит.

Смакуя слухи-однодневки,

Злорадствуют кому не лень,

Но бродит где-нибудь у Невки