Такая грустная истина останавливала Ивана Васильевича в самом начале великого подвига. Он решился выкинуть из книги путевых впечатлений статью о древностях и пошел рассеяться на городской бульвар. Местоположение этого бульвара прекрасно: на высокой горе, над самой Клязьмой. Вдали расстилается равнина, сливаясь с нсоосклоном. Иван Васильевич сел на скамейку и начал задумчиво глядеть в даль, неопределенную и туманную, как судьба народов. Он долго думал и не замечал, что какой-то господин, отвернувшись к нему спиной, сидел с ним на одной скамейке и тоже размышлял, насвистывая какой-то итальянский мотив.
"Ба! Да это из "Нормы" [Норма - опера итальянского композитора Беллини (1801-1835)], - подумал Иван Васильевич и обернулся.
Оба вскрикнули в одно время:
- Федя!
- Ваня!
- Каким образом!
- Какими судьбами!
- Сколько лет, сколько зим!
- Да, кажется, с самого пансиона.
- Да, да... лет шесть.
- Нет, брат, восемь лет: Время-то как идет! Ты как здесь?..
- Проездом, а ты?
- А я живу.
- В губернском городе!
- Да, что делать!
- Эх! Да как ты постарел!
- А ты, брат, так переменился, что если бы не голос, так просто узнать нельзя. Откуда взялпсь бакенбарды!
- А право, мы хорошо живали в пансионе.
- Веселое было время.
- Помнишь ли Ивана Лукича, инспектора, и Сидорку-разносчика, и углового кондитера?
- А помнишь, как мы впотьмах забросали Ивана Лукича картофелем и как мы у учителя арифметики парик сожгли? Правду сказать, ты лениво учился.
- А ты никогда урока не знал.
- Что, ты играешь еще на флейте?
- Бросил. А ты все еще пишешь стихи?
- Давно перестал... Скажи-ка... что же ты теперь поделываешь?
- Я был четыре года за границей.
- Счастливый человек! Я чай, скучно было возвращаться?
- Совсем нет, я с нетерпением ожидал возвращения.
- Право?
- Мне совестно было шататься по белому свету, не знав собственного отечества.
- Как! Неужели ты своего отечества не знаешь?
- Не знаю, а хочу знать, хочу учиться.
- Ах, братец, возьми меня в учители, я это только и знаю.
- Без шуток: я хочу поездить да посмотреть...
- На что же?
- Да на все: на людей и на предметы... Во-первых, я хочу видеть все губернские города.
- Зачем?
- Как зачем? Чтоб видеть их жизнь, их различие.
- Да между ними нет различия.
- Как?
- У нас все губернские города похожи друг на друга.
Посмотри на один - все будешь знать.
- Быть не может!
- Могу тебя уверить. Везде одна большая улица, один главный магазин, где собираются помещики и покупают шелковые материи для жен и шампанское для себя, потом присутственные места, дворянское собрание, аптека, река, площадь, гостиный двор, два или три фонаря, будки и губернаторский дом.
- Однакож общества не похожи друг на друга.
- Напротив, общества еще более похожи, чем здания.
- Как это?
- А вот как. В каждом губернском городе есть губернатор. Не все губернаторы одинаковы: перед иным 6sгают квартальные, суетятся секретари, кланяются купцы и мещане, а дворяне дуются с некоторым страхом. Куда он ни явится, является и шампанское, вино, любимое в губерниях, и все пьют с поклонами за многолетие отца губернии... Губернаторы вообще люди образованные и иногда несколько надменные. Они любят давать обеды и благосклонно играют в вист с откупщиками и богатыми помещиками.
- Это дело обыкновенное, - заметил Иван Васильевич.
- Постой. Кроме губернатора, почти в каждом губернском городе есть и губернаторша. Губернаторша - лицо довольно странное. Она обыкновенно образована столичной жизнью и избалована губернским низкопоклонством. В первое время она приветлива и учтива; потом ей надоедают беспрерывные сплетни; она привыкает к угождениям и начинает их требовать. Тогда она окружает себя голодными дворянками, ссорится с вице-губернаторшей, хвастает Петербургом, презрительно относится о своем губернском круге, и, наконец, навлекает на себя общее негодование до самого дня ее отъезда, в каковой день все забывается, все прощается, и ее провожают со слезами.
- Да два лица не составляют города, - прервал Иван Васильевич.
- Постой, постой! В каждом губернском городе есть еще много лиц: вице-губернатор с супругой, разные председатели с супругами и несчетное число служащих по разным ведомствам. Жены ссорятся между собой на словах, а мужья на бумаге. Председатели, большею частию люди старые и занятые, с большими крестами на шее, высовываются из присутствия только в табельные дки для поздравления начальства. Прокурор почти всегда человек холостой и завидный жених. Жандармский штабофицер-добрый малый. Дворянский предводительохотник до собак. Кроме служащих, в каждом городе живут и помещики, обыкновенно скупые или промотавшиеся. Они постигли великую тайну, что как карты созданы для человека, так и человек создан для карт. А потому с утра до вечера, а иногда-и с вечера до утра козыряют они себе в пички да в бубандрясы без малейшей усталости. Разумеется, что и служащие от них не отстают.
Читать дальше