Осип Сенковский - ПОВЕСТИ

Сатана сморщился, призадумался, почесал голову и сказал:

— Нет денег!.. Теперь время трудное, холерное...

Он протянул руку к бочке: все посмотрели на него с любопытством. Он вытащил из нее две толстые книги: Умозрительную физику В*** [14] Имеется в виду сочинение философа-шеллингианца Велландского Данилы Михайловича (1774 — 1847) «Опытная, наблюдательная и умозрительная физика» (Спб, 1831), подвергшееся насмешкам Сенковкого. и Курс умозрительной философии Шеллинга [15] Шеллинг Фридрих Вильгельм Йозеф (1775 — 1854) — немецкий фнлософ, представитель классического идеализма. ; раскрыл их, рассмотрел, опять закрыл и вдруг швырнул ими в лоб архитектору, сказав: На!.. возьми эти две книги и заклей ими расщелину в потолке: через эти умозрения никакой свет не пробьется.

Метко брошенные книги пролетели сквозь пустую голову тени бывшего архитектора точно так же, как пролетает полный, курс университетского учения сквозь порожние головы иных баричей, не оставив после себя ни малейшего следа — и упали позади его на пол. Архитектор улыбнулся, поклонился, поднял глубоко-мудрые сочинения и пошел заклеивать ими потолок.

Немецкий студент, приговоренный в Майнце к аду за участие в Союзе добродетели, шепнул ***ову, известному любителю Канта, Окена, Шеллинга, магнетизму и пеннику [16] ***ов — М. Г. Павлов, русский фило-соф-шеллингианец; Кант Иммануил (1724 — 1804) — родоначальник немецкой классической философии; Окен Лоренц (1779 — 1851) — немецкий естествоиспытатель и натурфилософ, последователь Шеллинга. :

— Этот скряга, Сатана, точно так судит о философии и умозрительности, как ***ой о древней российской истории [17] Имеется в виду Полевой Николай Алексеевич (1796 — 1846) — русский писатель и журналист, автор «Истории русского народа» (т. 1 — 6, 1829 — 1833). .

— Неудивительно!.. — отвечал ***ов с презрением. — Он враг всякому движению умственному...

— Что?.. — вскричал сердито Сатана, который везде имеет своих лазутчиков и все слышит и видит. — Что такое вы сказали?.. Еще смеете рассуждать!.. Подите ко мне, шуты! Научу я вас делать свои замечания в моем аду!

Черти, смотрящие за порядком в зале, привели к нему дерзких питомцев любомудрия. Сатана схватил одного из них за волосы, поднял на воздух, подул ему в нос и сказал:

— Поди, шалун, в геенну — чихать два раза всякую секунду в продолжение 3333 лет, а ты, отчаянный философ, — примолвил он, обращаясь к ***ову, — сиди подле него и приговаривай: «Желаю вам здравствовать!» Подите прочь, дураки!

Засим обратился он к визирю своему, Вельзевулу, и спросил о дневной очереди. Визирь отвечал, что в тот вечор должны были докладывать ему обер-председатель мятежей и революций, первый лорд-дьявол журналистики, великий черт словесности и главноуправляющий супружескими делами.

———

Предстал черт старый, гадкий, оборванный, изувеченный, грязный, отвратительный, со всклокоченными волосами, с одним выдолбленным глазом, с одним сломанным рогом, с когтями как у гиены, с зубами без губ, как у трупа, и с большим пластырем, прилепленным сзади, пониже хвоста. Под мышкою торчала у него кипа бумаг, обрызганных грязью и кровью; на голове — старая кучерская лакированная шляпа, трехцветная кокарда; за поясом — кинжал и пара пистолетов; в руках — дубина и ржавое ружье без замка. Карманы его набиты были камнями из мостовой и кусками бутылочного стекла.

Всяк, и тот даже, кто не бывал в Париже, легко угадал бы по его наружности, что это должеп быть злой дух мятежей, бунтов, переворотов.... Он назывался Астарот.

Он предстал, поклонился и перекувырнулся раза три на воздухе, в знак глубочайшего почтения.

— Ну что?.. — вопросил царь чертей. — Что нового у тебя слышно?

— Ревность к престолу вашей мрачности, всегда руководившая слабыми усилиями моими, и должная заботливость о пользах вверенной мне части...

— Стой! — воскликнул Сатана. — Я знаю наизусть это предисловие: все доклады, в которых ни о чем не говорится, начинаются с ревности к моему престолу. Говори мне коротко и ясно: сколько у тебя новых мятежей в работе?

— Нет ни одного порядочного, ваша мрачность, кроме бунта паши египетского против турецкого султана. Но о нем не стоит и докладывать, потому что дело между басурманами.

— А зачем нет ни одного? — спросил грозно Сатана. — Не далее как в прошлом году восемь или девять мятежей было начатых в одно и то же время. Что ты с ними сделал?

— Кончились, ваша мрачность.