Владимир Сорокин - Обелиск

Сперва соседи переглядывались между собой - не обидел ли кто ненароком старушку? Но, поняв, что дело в чем-то другом, успокоились - что в чужую душу без спроса лезть...

А Галина Тимофеевна, тем временем, словно в дорогу готовилась: надела старенький плюшевый пиджак, поправила платок и, приняв на колени объемную, видавшую виды сумку, стала быстро искать что-то среди свертков. Малоразговорчивая бледнолицая дочь ее с этого момента принялась отговаривать мать не выходить из автобуса:

- Мама, ну зачем и теперь идти? Ведь вы же были недавно, - говорила она ровным, слегка раздраженным голосом, таким же бесцветным, как и она сама. Теперь дождь, а вы пойдете. Да и стоим пять минут, вас опять автобус не дождется.

- А не дождется - и Бог с ним, - пробормотала старушка, вынимая из сумки два небольших свертка.

- Мама, ну зачем вам это? Что ж каждый раз себе душу травить. Мама, ну давайте останемся.

- Вот что, девк, ты мине не учи, - твердо произнесла Галина Тимофеевна, взяла в одну руку сумку, другой прижала к плюшевой груди свертки и по узкому проходу пошла к двери.

Дочь, вздохнув, застегнула свой старомодный синий плащ, взяла другую сумку и последовала за матерью.

Они спустились на мокрый асфальт в тот момент, когда водитель автобуса, отметив в неказистом здании путевой лист, перепрыгнул через лужу и подбежал к автобусу.

- Никак на прогулку собрались? - весело окликнул он женщин, но заметив их серьезные лица, спросил: - Случилось что?

- Ничаво, сынок, - ответила Галина Тимофеевна, - там вон наш батя лежит. Мы его навестить пойдем. А коли опоздаем, так не жди нас, поезжай. Тутова близко, мы сами доберемся.

Водитель посмотрел в сторону небольшой липовой рощицы у шоссе. Лицо его стало понимающе серьезным:

- Это там, где звезда?

Старушка кивнула, поудобней перехватывая сумку.

Водитель перевел взгляд с рощицы на свой автобус и спросил:

- Вам пятнадцать минут хватит?

Галина Тимофеевна неуверенно переглянулась с дочерью.

- Хватит, конечно, - ответила дочь.

- Ну и нормально. Вы там побудьте, не спешите. А я вас подожду, раз такое дело. У меня график нормальный, в дороге нагоним.

- Спасибо, сынок, дай тебе Бог здоровья, - склонила голову набок Галина Тимофеевна.

- Пустяки... - он повернулся и вошел в автобус.

Женщины быстро пошли к рощице.

Мелкий дождь моросил, все кругом было мокрым, по шоссе проезжали редкие машины.

Старушка шла первой, ее боты бодро шлепали по придорожным лужам.

- Мама, хоть сумку-то дайте! - окликнула ее дочь, но Галина Тимофеевна так и шла до самой рощицы, не оборачиваясь и не отвечая.

Рощица состояла из восьми молодых лип, посаженных вокруг небольшой площадки, огороженной белым бортиком в три кирпича высотой. Площадка была засыпана гравием. Посередине ее, в маленькой клумбе стояла объемная пятиконечная звезда в форме обелиска, чуть поменьше человеческого роста. Она была сварена из стальных листов и покрашена серебрянкой. В центре звезды на никелированном металлическом квадрате было выбито:

Здесь 7 августа 1943 года

пали смертью храбрых

в бою за деревню Можаево

бойцы разведроты

141 пехотного полка

И.Н. ГОВОРУХИН

В.И. НОСОВ

Н.Н. БЫТКО

И.И. КОЛОМИЕЦ

Е.Б. САМСОНОВ

Галина Тимофеевна подошла к клумбе, опустила сумку на гравий, положила на нее свертки, перекрестилась и, склонив голову, произнесла:

- Здравствуй, Колюшка.

Сзади приблизилась дочь и остановилась рядом с матерью. Свою сумку она не опустила на гравий, а держала в руке.

- Вот, вот... - вздохнула старушка, поправив платок и скрестив руки на животе, - так вот и ляжит наш сярдечный.

Она замолчала.

Мельчайший дождь еле слышно сыпал кругом, с лип в лужи капали крупные звучные капли. Трава и цветы в клумбе блестели от воды.

- Вот и ляжишь, Коленька, и ляжишь, - произнесла старушка и запричитала нараспев, - ляжишь ты, Колюшка, ляжишь ты золотенький. А чего ж и делать-то надобно, что ж нам поделать, ничаво не поделать. И вот пришли к табе в гости жена твоя Галина, да доченька твоя Маруся, да вот пришли-то и навестить табе и как ты ляжишь. А и как же без табе мы живем, а и все-то у нас тижало без табе. А и всю голову-то продумали по табе, а и вот горюем до сих пор. А и как же ты, Колюшка, да и ляжишь-то без нас один, как ты вот и ляжишь. А и все и помним мы, Колюшка, а и все храним, золотенькай ты наш. А и помним мы все, Колюшка, а и помню я, помню, как учил нас завету, как научил нас и завету-то своему. А и помним и как по завету-то все делали и как ты нам все делал, как надо, а и все помним. А и помним, как надобно все делал ты по завету и как мы все делали по завету, и как сейчас все и делаем по завету твоему, как ты нам наказывал. А и вот и доченька твоя Маруся и все мы с ней делаем по завету твоему, все делаем как надобно, и вот святой крест кладу табе, а и все мы делаем как ты наказал. И вот доченька твоя Маруся и все табе расскажет, как и делает все по завету твоему, чтоб ты таперича и спал спокойно...