Владимир Сорокин - Пепел

Пятеро осторожно проследовали по проходу в фаллосах, гуськом вошли в дальнюю комнату. Здесь фаллосы стояли совсем густо, за исключением одного угла, где на полу лежал грязный матрац, полунакрытый аккуратно сложенным верблюжьим одеялом. На одеяле были так же аккуратно разложены: мобильный телефон, медный пест, черная лакированная шкатулка и кривое толстое шило с костяной рукояткой. Совсем в углу виднелась объемистая клеенчатая сумка с чем-то.

Молодой человек встал на край матраца, опершись обеими костлявыми рукам о палку. Он явно выглядел старше своего возраста, - узкое бледное лицо с бескровными губами и острым подбородком было тронуто морщинами, кожа местами шелушилась, один глаз сильно косил. Две обширные залысины наползали с большого выпуклого лба на голову, терялись в грязных спутанных волосах.

Вошедшие встали перед ним тесным полукругом так близко, что едва не касались его.

- Здравствуйте, легкие, - тихо произнес юноша, глядя в пол.

- Здравствуй, отец, - хором ответили вошедшие и стали осторожно раздеваться до пояса.

Раздевшись, каждый зажал свою одежду между ног.

Молодой человек поднял лицо и быстро, но пристально глянул на обнаженные торсы стоящих. У каждого из них на плечах и в центре груди были старые и новые точечные шрамы. Некоторые были совсем белые, другие розоватые, лиловые; недавние шрамы покрывали коричневатые корки. Все пятеро стояли, опустив головы.

Молодой человек положил палку на одеяло, взял в левую руку пест, в правую шило и с трудом выпрямился на подрагивающих ногах.

- Печать тяжелой силы, - произнес он и стал быстро колоть стоящих шилом в плечи и грудь, тут же прижимая к ранкам медный пест, словно промакивая им кровь.

Впрочем, крови выступало совсем немного.

- Печать, печать тяжелой силы... печать тяжелой силы... - бормотал он, работая равномерно, как машина.

Пятеро принимали уколы молча.

В это время из кухни выбежали два молодых хорька и стали небыстро гоняться друг за другом между стоящими фаллосами. Юркие тела их бесшумно замелькали в каменном лесу.

- Печать тяжелой силы, печать тяжелой силы, - колол и бил юноша.

Хорек проскользнул у него между ног и стал обнюхивать замызганные сапоги Поспелова. Другой хорек прыгнул на своего сородича, и они, пища, покатились меховым клубком.

Юноша положил шило с пестом на одеяло, взял шкатулку, открыл. Шкатулка была полна сероватого порошка.

- Семя тяжелых... семя тяжелых... - забормотал молодой человек, прикладывая порошок к ранкам стоящих. - Сухая сперма тяжких, увесистых, неподвижных. Семя тяжелых... несдвигаемых, несотрясаемых, нешатких.

Закончив, он положил шкатулку на место.

- Ступайте.

Пятеро стали одеваться.

Хорек взбежал по юноше, оттолкнулся от его хилого плеча и прыгнул на вершину мраморного фаллоса. Другой хорек смотрел на него смоляными глазками, встав на задние лапки и шевеля усами.

Колбин взял клеенчатую сумку и осторожно двинулся к выходу. Назирова, Поспелов и Лисович двинулись следом. Отставший Самченко всхлипнул и быстро поклонился юноше, потом еще и еще раз.

- Мне не поклоны нужны, а вес, - устало отвернулся юноша.

Плача, Самченко поспешил за остальными.

Хорьки проводили их до стальной двери.

На улице Колбин уложил тяжелую сумку в багажник. Сели в машину в том же порядке и в половине восьмого медленно подъезжали к стадиону в Лужниках.

Здесь все было запружено людьми и машинами, конная милиция теснила людской поток, истекающий из метро "Спортивная", милиционеры хрипели в громкоговорители.

Колбин с трудом припарковал "мерседес". Вылезли, взяли сумку и смешались с идущей к стадиону толпой.

Людской поток шумно тек. По краям его стояла конная милиция и ищущие лишний билет с самодельными плакатами. Широкоплечий, злобно жующий толстяк вместо плаката держал в пухлом кулаке двести долларов. Две веселые девушки обмотали себя куском простыни с корявой надписью черным спреем: "ЛЮБЫЕ БАБКИ! + 100 ПОЦЕЛУЕВ!!!"

Здание стадиона было освещено прожекторами. Над ним парил серебристый дирижабль с большими красными буквами "ГБ" и надписью внизу "ФИНАЛ". Плакаты с "ГБ" виднелись на столбах по ходу толпы. Там же висели изображения двух широких толстых лиц.

Возле турникетов с контролерами творилось столпотворение. Милиция отпихивала прорывающихся безбилетников, раздавались крики и удары дубинок. Какого-то парня волокли за ноги два милиционера. Женщина с всклокоченными волосами надрывно кричала, обращаясь ко всем сразу: