Надежда Тэффи - Том 2. Карусель. Дым без огня. Неживой зверь

– Я, может быть, уже пообедал где-нибудь почище. Да-с! А сюда зашел по дороге выпить кофе. Давненько я не бывал в ресторанах. Как-то у них теперь? Так ли все, как в наше время? Я, может быть, помещик и живу уже несколько лет в своем имении. В благоустроенном имении. У кого, братец мой, есть благо-устро-енное имение, тот не станет, братец мой, шататься по ресторанам.

Он медленно прихлебывал кофе, с интересом оглядывал публику.

Вон какие-то три господина пьют водку и что-то заказывают лакею. Лакей почиркал в книжке, побежал в буфет.

– Пет! Пет! – перехватил его Молотков и, приподняв брови, спросил таинственно:

– Что они заказали?

– Борщок-с!

– Дур-рачье! – фыркнул Молотков. – Есть не умеют! Им надо уху с расстегаями, а не борщок! Выдумали тоже – борщок!

– Виноват-с! – метнулся лакей к буфету.

Но Молотков удержал его.

– Постой, братец! Скажи им, что я им советую заказать уху. Скажи: господин Молотков советуют.

– Виноват-с… не могу-с… хорошо-с…

Лакей убежал, а Молотков долго еще сердито фыркал и повторял:

– Борщок! Дуррачье! Туда же в ресторан лезут! Ха!

За соседний столик села какая-то парочка. Заказала что-то непонятное.

Молотков снова подозвал лакея и полюбопытствовал:

– Что заказали?

– Раков по-русски.

– Раков? – Молотков сдвинул брови и серьезно обдумал.

– Раков? Это еще ничего, это можно. А сказали, чтоб в квасу варил? Этого, небось, сообразить не могут. Вот-то дурачье! Раков нужно в квасу варить. Скажи им, что это я им посоветовал. Господин Мо-лот-ков. Запомнишь? Вели повару, чтобы в квасу.

Но лакей убежал с таким видом, точно ему решительно все равно, как нужно варить раков. Молотков оглядел зал и горько усмехнулся.

– И это люди! Хлебают какой-то борщок. А что такое борщок? Кому он дорог? Кому он нужен? Живут, как слепые. Вот тот, рыжий, сидит с дамой, а сам газету читает. Хам! Пет! Челаек! Посмотри-ка, братец, какой там у вас невоспитанный сидит. С дамой, а читает. Правда, братец, нехорошо? А? А? Ведь, это же не того, нехорошо?

Он заискивающе глядел в глаза лакею, искал сочувствия. Но тот усмехнулся криво, неискренно и отошел.

– Служить не умеют! – подумал Молотков. – Разве это лакей! Я, может быть, богатейший золотоискатель, одеваюсь просто, потому что не хочу бросаться в глаза. Я, может быть, только сегодня кофе пью, а завтра приду да две дюжины шампанского вылакаю. Да я, может быть, завтра все зеркала у них переколочу! Да меня, может быть, завтра под руки выводить придется, за шиворот выволакивать! Почем они, черти, знают, что у меня один петухинский рубль, занятый на предмет керосина и подлежащий отдаче в четверг полностию? А?

Воспоминание о рубле засосало под ложечкой, но в эту минуту загудела граммофонная труба:

– Дуррачье! Жить не умеют. Пет! Чела-ек! Какое ты им, братец, вино подавал? Как? Лафит? Дурачье! Пить не умеют! Им нужно было это… Понте-ка… как его там, а не лафит. Ну, иди, иди!

Три господина, безрассудно съевшие борщок, расплатились и вышли.

Молотков подозвал лакея.

– Сколько, братец, они тебе дали?

– Сорок копеек.

– Сорок копеек за три персоны? Сами лакеи!

Он вскочил, негодующий, гордый. Ему даже показалось, что он очень высокий человек в смокинге.

– Сколько с меня? – спросил он, поворачиваясь к лакею в профиль.

– Двадцать пять.

Он сунул руку в карман; глаза его сверкнули.

– Вот вам! – сказал он, бросая рубль лакею. – Сдачи не надо!

– Да, это был жест! – думал он, напяливая в передней свое серое пальтишко и стараясь не замечать в зеркале старичка, трясущего мохрастой бороденкой. – Пусть поймут, с кем имели дело!

Колдунья Годеруна была прекрасна.

Когда она выходила из своего лесного шалаша, смолкали затихшие птицы и странно загорались меж ветвей звериные очи.

Годеруна была прекрасна.

Однажды ночью шла она по берегу черного озера, скликала своих лебедей и вдруг увидела сидящего под деревом юношу. Одежды его были богаты и шиты золотом, драгоценный венчик украшал его голову, но грудь юноши не подымалась дыханием. Бледно было лицо и в глазах его, широко открытых, отражаясь, играли далекие звезды.

И полюбила Годеруна мертвого.

Опрыскала его наговорной водой, натерла заклятыми травами и три ночи читала над ним заклинания.

На четвертую ночь встал мертвый, поклонился колдунье Годеруне и сказал: