Н. Н. Каразин
Литавры Магомета Тузая
Урда [1] дворцовая цитадель
ликовала, когда молодой хан Азрет впервые вступил на трон Тимуридов. Его сверстник, такой же юный Магомет-Тузай, любимый музыкант ханский, грянул на своих золоченых литаврах торжественную песнь славы и радости.
До глубокой старости жил хан Азрет; состарился и Магомет-Тузай, всюду сопровождавший, во главе дворцового хора, своего повелителя и друга.
Гремели золотые литавры и славу победы над врагами, и ликование торжествующих победителей, и тихие радости любви и мира, и плач о погибших героях, сложивших на поле брани свои головы.
Умер хан Азрет, и на его погребении, в последний раз, скорбно прогудели литавры Магомета, вызвав обильные слезы народа.
Взошел на престол новый хан, нелюбимый, своенравный и кичливый Даур, и спросил:
— Почему перед хором моим не вижу я этой старой собаки, почему не слышу литавр? Одни трубы да флейты, воют, будто голодные волки в пустыне!
Вышел из толпы Магомет, говорит:
— Повелитель! не могу я извлечь из моего инструмента веселый бой ликованья, когда в нем не замерли еще звуки великой, неутолимой печали, по истинно-великом, незабвенном правителе.
Разгневался хан Даур, приказал сорвать со старика одежды и на его обнаженной спине выбить веселую дробь с перекатами. Хотел еще смерти предать, да народ на коленях умолил, — и отпустил хан старого литавриста с позором.
Нехорошо царствовал новый хан: судил не прямо, а криво, разорял города, казнил невинных… Базары пустели, народ разбегался, когда только завидит ханских приспешников… Застонал забитый народ, зазнались враги приниженного обездоленного царства…
Двадцать томительных лет прошли своею чередою. Пришли из Святой земли, где кости святого пророка покоятся, неведомые люди, хаджи-богомольцы, принесли в дар хану Дауру роскошные новые литавры, говорят:
— Умер старый Магомет-Тузай в Мекке, приказал, после смерти своей, содрать со спины его кожу и натянуть ею литавры. Может быть, звуки их напомнят тебе твою несправедливость и злобу.
Поник головою смущенный деспот, с миром отпустил посланников, заперся в своем дворце и долго думал великую думу.
Затем приказал отнести литавры на высокий курган, за городом, поставить их там, на самой вершине, а над ними соорудить мазар с куполом и священный бунчук Азрета покойного над входом мазара поставить.
Стад хан народом править, как следует, унялось его сердце злобное, смирились враги, отдохнул народ… А всё ж таки Даура, словно тяжелое, загробное проклятие, тяготит завещание Магомфта-Тузая, — всё нет ему ни покоя, ни радости.
Пошел хан Даур за город, поднялся на курган, оставил богатую свиту внизу, а сам смиренно вошел под свод священного мазара.
И свершилося чудо.
Едва только хан склонил на пороге колена, как сами собою заиграли литавры Магомета-Тузая. Звук победы, звук торжества любви над злобою раздался под сводом, далеко разнесся во все стороны, и бунчук покойного Азрета сам собою преклонился перед раскаявшимся, просветленным властителем.
1905
дворцовая цитадель