В Баталов - Край мой милый

"Наверное, ящерица грелась на солнышке, - подумал я, - увидела меня и убежала".

Шорох повторился. Я заглянул в середину кучи: там, среди сучьев, в сухом травянистом гнезде сидела большая серая глухарка и смотрела на меня блестящими глазами-бусинками.

Она высиживала яйца и не улетела, потому что боялась обнаружить гнездо.

Я потихоньку попятился назад, подумав: "Ладно, наберу хворосту где-нибудь в другом месте".

РОДНИК

Обычно я возвращался с рыбалки полем.

Но как-то раз свернул с знакомой тропинки и пошел через болото. Здесь идти было и дольше и трудней, но зато прохладней.

Солнце стояло высоко. Короткие прозрачные тени от низкорослых деревьев и кустов прятались в густой жаркой траве и терялись между кочками.

Мне очень хотелось пить, но воды нигде поблизости не было.

И вдруг я услышал тихое журчанье, как будто бежал ручеек. Я остановился, прислушался. Вода журчала где-то совсем близко.

Рядом рос низкий густой куст смородины. Я приподнял одну склонившуюся до земли ветку с широкими листьями и гроздьями красных ягод. Несколько спелых смородин шлепнулось в воду.

Под веткой оказалась наполненная прозрачной водой небольшая круглая ямка.

Было видно, как посредине ее светлым столбиком пробивается тоненькая струйка, перекатывая по песчаному дну мелкие разноцветные камешки. Из ямки вытекал узенький ручеек и через несколько шагов пропадал, уходя в землю.

Я жадно прильнул губами к холодной воде, а напившись, снова прикрыл родничок веткой смородины.

Теперь я всегда возвращался с реки этим путем и каждый раз останавливался у родничка.

Но однажды я увидел, что кто-то обломал куст, втоптал вокруг траву, каблуком ступил в ямку, наполненную светлой водой, смешал воду с грязью...

После этого я уже никогда не сворачивал с тропинки на болото, и до сих пор мне грустно, когда вспоминается затоптанный родничок под смородиновым кустом.

СОСНА В НЕБЕ

За широким прудом возвышается крутая гора.

По ее склонам, карабкаясь и боязливо оглядываясь вниз, лепятся карликовые сосенки, изгибаются ели, стелется низкорослый верес.

Но чем выше, тем реже зелень и обширнее голые песчаные обрывы видно, ни у сосенок, ни у елей и вереса не хватает сил и решительности взобраться на вершину горы.

И только одна-единственная коренастая сосна с кроной, похожей на шапку, горделиво стоит на вершине, открытая всем ветрам и высокому солнцу.

Сегодня утром над прудом висит туман. Он закрыл всю гору. Но вверху, над туманом, в небе, по-прежнему гордо вырисовывается сизо-зеленая шапка сосны.

Остановился, склонил перед ней голову: а у меня хватит ли решимости и сил вот так же, не страшась высоты, подняться на головокружительную кручу?

ПОСЛЕ ДОЖДЯ

Шел дождь. Лесные дали скрывались в белесой мгле.

Но вот на горизонте за темно-синей тучей показался узкий желто-лиловый просвет. С каждой минутой он увеличивался, а туча, становясь из синей свинцово-серой, быстро уплывала на восток.

Последние капли дождя отбили барабанную дробь по крышам, выглянуло солнце, а среди леса, выступившего из мглы, тут и там столбиками поднялись белые дымки, будто одновременно зажглись десятки костров.

Это затерявшиеся в глухой тайге невидимые поляны и озерца курились после дождя, возвращая небу влагу.

ЖУРАВЛИ

Был серый осенний день. Все небо затянули низкие облака. Я лежал на поблекшей, остро пахнущей траве под березой, и береза тихо осыпала меня желтыми листьями.

Вдруг откуда-то с вершины послышались печальные трубные крики: "Курлы-курлы, курлы-курлы..."

Журавли!

Посмотрел на небо - никого, только серые облака. А щемящие сердце крики все ближе, все громче.

Тут я заметил, что среди облаков непонятно каким чудом вытаяло голубое окошко и через него проплыл узкий клин журавлей.

Птицы снова скрылись за бегущими облаками, а я лежал под березой и думал: "Как все вокруг обычно - и темно-красные гроздья брусники, и зеленый мох, и желтая береза. А отними у меня это - и заболит, затоскует сердце..."

Как понятна мне ваша тоска, журавли, ваше печальное "курлы-курлы"...

КОВЕР

Я шел берегом Кувы, направляясь к хорошо знакомой мне тихой заводи, заросшей темными водорослями. Туда обычно кряквы спускались на кормежку.

Лес еще красовался в своей осенней одежде, но порывистый ветер срывал с деревьев лист за листом, и разноцветная листва летела, кружилась, металась по земле.

Осторожно подошел к заводи, осторожно раздвинул тесно разросшийся ивняк - и замер от восхищения.